Затерянная земля (Сборник)
Шрифт:
Насытив свое сердце одиночеством и отрицанием, Младыш повернулся лицом к северному ветру и вступил в царство зимы.
Да, тогда у него еще была надежда. Он еще не подозревал, что нет больше огня на священной горе предков. Тогда в его воображении еще существовала гора, источник огня, бессмертного духа, дающего тепло. У него еще оставался тогда этот последний путь — самому отправиться к великому духу огня и побороться за обладание искрой, необходимой для поддержания жизни; и эта надежда питала его сердце, что бы ни ждало его впереди — приключение, удача или гибель.
Теперь он стоял на угасшей горе. Самый источник огня иссяк. Великий дух умер. Младыш спел в последний раз. Огнепоклонник лишился
Начался его земной путь — путь одинокого, бесприютного, голого человека по холодной земле.
На краю пропасти сидела обезьяна и, когда Младыш повернулся, чтобы начать спуск вниз, она оскалила свои длинные, желтые зубы, словно обрадовалась. Это была старая человекоподобная обезьяна, почему-то отставшая от своих во время переселения и увязавшаяся за Младышем в гору. Она сидела, поджав холодные ноги и сложив руки, вся дрожа от холода. Когда Младыш обратил на нее внимание, она ответила ему взглядом умных и похотливых глаз, а затем повернулась к нему своим радужным задом, пробежала несколько шагов вниз по крутому обрыву и опять уселась. Младыш нацелился ей в голову большим ледяным осколком, но промахнулся; его охватило жгучее желание съесть ее сердце.
При спуске с горы обезьяна следовала за Младышем на безопасном расстоянии, и он несколько раз швырял в нее камнями и кусками льда, но ни разу не попал. Обезьяна осталась его спутником.
Едва Младыш спустился вниз от кратера, как разразилась буря, слившая воедино небо и землю.
Младыш убил лося и заснул под его теплой тушей, предварительно напившись дымящейся крови. В течение нескольких часов туша отдавала жизненное тепло. Проснулся Младыш под тяжестью окоченевшего трупа, но в ту ночь он все-таки спас себе жизнь.
Когда взошло солнце, он уже успел пройти много миль к северу; священная гора осталась позади, сверкая вершиной, увенчанной снежной шапкой. На смену вечному огню пришел вечный снег.
В горах снегу все прибывало, а в долинах без перерыва лил дождь и хлестал град. Ледниковый период уверенно вступал в свои права.
К леднику
Дни и недели — Младыш не знал сколько именно — шел он к северу, все ближе и ближе к сердцу зимы. Много пришлось ему перенести; холод так донимал его, что он под конец еле волочил ноги в какой-то дремоте, не помня себя от утомления; но он продолжал идти вперед, навстречу холоду; он все еще хотел узнать, кто обитает на высочайших вершинах.
Он потерял ощущение времени, слился с вечностью и все шел, шел; сознание собственного бытия поддерживалось в нем только ежедневной борьбою за жизнь. Непрерывное скитание в течение все крепчавшей зимы познакомило его со снегом и льдом; он понял, что они такое; ничего таинственного в них не было. А северный ветер неумолимо гудел: сам себе помогай!
По ночам бывало смертельно холодно. Вода в расселинах скал замерзала до дна; покрытые инеем камни кусались и выхватывали целые клоки кожи. Младыш не выжил бы, если б необходимость не заставляла его совершать невозможное и не учила помнить ее закон.
В одну морозную ночь он почувствовал, что не доживет до утра, если останется лежать голый, измученный, под обледенелым камнем; и вот, он встал и в каком-то полубреду направился к медвежьей берлоге, о близости которой говорил его чутью теплый запах. Очутившись в теплой яме, Младыш даже прослезился, — спертый воздух, насыщенный вонью хищного зверя, напомнил Младышу его мать и утраченное родное жилье в первобытном лесу, где перед шалашами стояла такая же вонь от гнившей на солнце падали. Он проглотил слезы и, грезя, что попал домой, повалился рядом с медведем, мгновенно охваченный сном. Но медведь пробудился и принялся обнюхивать пришельца, а потом захотел попробовать, каков он на вкус. Младыш, очнувшись, словно обезумел, и в пещере завязалась борьба. Не будь у Младыша кремневого топора, не уйти бы ему от гибели. Он убил медведя, напился его крови и, распоров ему брюхо, заполз в теплую утробу. В ней он проспал, пока туша не остыла, и, прежде чем уйти из пещеры, содрал с медведя его шубу. Следующую ночь Младыш провел уже под скалой, завернувшись в медвежью шкуру, которую и стал повсюду таскать с собой. С тех пор он проводил ночи довольно сносно, а вскоре догадался кутаться в теплый мех и днем. Он всунул ноги в шкуру, облекавшую задние лапы зверя; с этих пор ему нипочем было шагать по холодной каменистой почве. Зато в борьбе с медведем Младыш лишился одного глаза.
Питался
Он выносил эти тяжелые условия, потому что надо было жить. Он ежедневно упрямо боролся за жизнь, потому что иначе было нельзя; но изгнание и вынужденное скитание в одиночестве наложили свою печать на весь его облик; он рос и развивался в постоянной тоске по лучшей жизни, которая — он знал — где-то существует, — и это поддерживало его.
Во время своих неустанных скитаний, он забирался все дальше и дальше к северу. И вот он достиг скандинавских альп [16] , на вершинах которых снег уже давно слежался, обледенел, и начал сползать с отвесных обрывов в долины.
16
Скандинавские альпы — Скандинавские горы, нагорье на Скандинавском полуострове длиной около 1700 км.
В первый раз Младыш увидел Ледник еще издалека. Ледник слепо таращился на него, светясь каким-то диковинным голубовато-зеленым блеском, который сливался с синевой неба, и таким остался в душе Младыша. Он, как всегда, завидев что-нибудь новое, совсем незнакомое, выгнул дугою спину и пошел прямо на Ледник. Но на пути лежали хребты и плоскогорья. Младыш шел, взбирался, карабкался, цеплялся за выступы руками и ногами, полз, присасывался словно клещ, опять вставал и шел дальше, как в забытьи, приходя в себя уже где-нибудь на новом месте; и так шло время. Пришло и такое, когда Младыш совсем освоился с Ледником и шагал по нему, как по всякой другой, хорошо известной дороге.
Оказалось, что и там, на бесплодных ледяных камнях, возможно жить. Младыш бродил меж зеленых ледяных гребней и ущелий и прислушивался к тяжелым вздохам, которые раздавались под его ногами в гулких пещерах Ледника. Он не боялся теперь ни холода, ни льда: он закутался в две толстые медвежьи шкуры, одну из которых вывернул мехом внутрь. Ноги он, кроме того, обернул лоскутами шкуры лося, которые догадался привязать ремешками. Ночью ему отлично спалось в углубленьях между массивными скалистыми глыбами, разбросанными по поверхности льда. А когда мороз и бури стали уж слишком донимать его, опыт указал ему на самый снег, как на лучшее убежище: Младыш зарывался в него и преуютно устраивался в снежной яме, закутавшись в свои шкуры. А выспавшись и проголодавшись, он опять выползал на свет и вскачь, с развевающимися за плечами шкурами, мчался по снежным полям на охоту. Младыш перерос подвиг, который намеревался совершить когда-то. Сначала его влекло на север желание померяться силами с холодом и отомстить ему за причиненное зло, но ежедневная борьба за существование понемногу вытеснила из его ума это первоначальное намерение. Он не нашел в горах иных властелинов, кроме снежной бури и Ледника, которые вынуждали его напрягать все силы только для того, чтобы поддержать свою жизнь. Вершины не таили ничего, кроме снега и льда. Но упорный задор, с которым Младыш выступил в путь, в неравной борьбе с природой перешел в несокрушимую волю и выносливость. Чем сильнее дул леденящий ветер, тем упорнее Младыш ему сопротивлялся.