Затерянная земля (Сборник)
Шрифт:
Младыш впал в сомнение и долго простоял в глубоком раздумье, забыв о времени. Полуденное солнце съело последние остатки тумана и показало долину на всем ее протяжении. От этого зрелища кружилась голова. Младыш обратил внимание на одну точку, видневшуюся высоко в голубом небе, какую-то черную пушинку, которая носилась по воздуху и опускалась большими кругами; это был коршун. Он быстро приближался и, очутившись на одном уровне с Младышем, прижал крылья к телу и камнем полетел вниз, все уменьшаясь и уменьшаясь, пока опять не превратился в маленькую пушинку уже в глубине сверкавшей на солнце мокрой долины. Тут, на высоте, дул слабый ветерок, но снизу не доносилось ни звука.
Следы разрушения, причиненного в долинах дождем, казались с высоты только ямками и бороздками на лесном покрове. Словно кто-то забавлялся, чертя по земле пальцем. Солнце смеялось над затопленной землей, блестящие облака появлялись и пропадали. Кто же такой был Младыш, чтобы о его существовании знал кто-нибудь из тех Могучих, обитающих над миром? И гнался ли кто-нибудь за ним и его племенем?
По небу ползли огромные облака, величиной с целые края земные, меняя дорогой свою форму, а там, глубоко внизу, по земле скользили их тени, изменяясь вместе с ними. Какое-нибудь белое облачко, занимавшее на небе местечко с ладонь, затемняло внизу всю долину. Земля то хмурилась, то смеялась, послушная ходу облаков по небесному своду.
Знают ли облака про людей? Они плавают над горами на головокружительной высоте, играют с солнцем, и люди для них слишком малы. Они сияют в величавом неведении, и знать не знают Младыша с его топором-мстителем, Великого Младыша, который выступил, чтобы потрясти вселенную!
Младышу стало стыдно улыбающегося неба: он червяком заполз под камень и долго не показывался.
Когда же, отрезвленный, он вылез из своего убежища, солнце уже спрятало от него свое лицо. Больше не видно было далеких горных вершин. Облака стали серыми и плыли очень низко, цепляясь за верхушки ближайших горных хребтов и скатываясь вниз по их склонам. Долина внизу тонула в густой мгле. Младыш стал спускаться вниз, и скоро эта темная масса, оказавшаяся проливным дождем, охватила его.
Уже совсем стемнело, когда Младыш снова достиг дна долины. Ему вдруг стало страшно при мысли о товарищах, и он так заспешил, что холодный дождь стал паром выходить из его мокрых лопаток. Завидев скалу, под которой утром он покинул своих, Младыш очень удивился, что дыма не видно, и остановился. Ужасная мысль пришла ему в голову, он тяжело перевел дух и огромными прыжками понесся к скале!.. Ушли! Костер погас!
Да, под выступом скалы было холодно и пусто; братья покинули место. Младыш с первого взгляда заметил, что костер стоял нетронутым, каким он его оставил утром, но погас. Должно быть, они долго спали, и огонь потух. Топливо отсырело и не загорелось, как рассчитывал Младыш, а может быть, ветер переменился и направил дождь под выступ скалы. Как бы там ни было, костер погас. Бедняки проснулись утром — костер остыл, а хранителя огня нет! Тогда они снялись и отправились восвояси, надо полагать, в полном отчаянии. Огонь погас. И Младыш остался один-одинешенек! Они все ушли, а он остался один в диком затопленном лесу!
Он быстро нагнулся и отыскал их следы на рыхлой земле. Он узнавал каждый след и, тычась носом в землю, выл и плакал от горя и от страха, что они его покинули. Следы были отчетливо видны, и он бегом отправился в погоню за товарищами. Было уже совсем темно. Он вертел головой во все стороны, плакал и скалил зубы, не переставая лететь вперед, подгоняемый ужасом. Что, если он не догонит их? Что, если они погибли!
Он натыкался на места, где они останавливались в недоумении, не зная как продолжать путь, и сбивались в кучу, прежде чем догадывались пойти в обход; он наткнулся и на несколько брошенных ими жалких плетенок с припасами, — это они избавились от лишней ноши. Он невольно приостановился и всплакнул о горемыках и о случившейся беде. Но затем мрак и жуткое одиночество погнали его дальше. По свежим следам он видел, что они уже близко, и холодный пот, обливавший его тело, сменялся колющим жаром; он смеялся и плакал, продолжая свой бег.
Наконец, он догнал их. Они сделали привал в пещере, где и сидели, сбившись в кучу и жалобно воя в темноте. Еще издалека он услыхал их; крики о помощи перешли в монотонную жалобу, которую они неустанно повторяли хором, и выходила какая-то унылая песня, рассказывавшая о том, что огонь погас, а им еще далеко до дому. Младыш остановился и окликнул их, закричал изо всех сил, пропел им, что он здесь. Они замолчали. Он приблизился к ним, почти задыхаясь, почти падая от напряжения, икая от радости.
Но, когда он подошел поближе, они встали и встретили его общим яростным воем, потом гурьбой вышли из пещеры и обдали его потоком бранных слов и угроз. Он видел, как белки их глаз сверкали в темноте, видел камни в их мохнатых руках; они замахивались на него своими дубинами, словно на опасного дикого зверя!
Так, бывало, подымались они всей толпой против волка или тигра, который слишком близко подходил к их становищу, но тогда и сам Младыш бывал среди них, становился в первом ряду, завывая и грозя врагу; теперь толпа поднялась против него.
Стоял почти полный мрак, и холодный дождь так и хлестал толпу, которая разъярялась все больше и больше, хлестал и его, одинокого, жалкого, удрученного.
— Да ведь это я! — крикнул он им надорванным голосом и придвинулся к ним еще ближе, чтобы они узнали его. О да, они узнали его, — и камни засвистели мимо его ушей, а один, самый большой, угодил ему прямо в грудь так, что удар отозвался в спине. Тогда он умолк и попятился назад. Ему не было ни особенно больно, ни обидно, — он был виновен в том, что огонь погас; но кто это швырнул в него такой большой камень? Он помедлил немного, раздумывая и все еще не веря тому, что они гонят его от себя. Но, видно, так. Они набрали еще камней и продолжали швырять в него. Он все-таки не отступал, хотя и трудно было в темноте обороняться от града камней. Наконец, вся толпа двинулась на него с исступленными криками. Один из самых высоких шел во главе и был запевалой в хоре проклятий предателю, убившему огонь. Предателю! Так назвал Младыша его лучший друг Гьюк.
«Как, — подумал Младыш, холодея всем телом, — что такое сказал Гьюк? Как мог Гьюк стать во главе толпы и одним из первых проклясть его? Неужели это Гьюк идет на него с искаженным лицом, злобно напружившимся телом и пеной у рта? Неужели это кроткий Гьюк подступает к нему все ближе и ближе, потрясая высоко поднятыми кулаками, впереди вопящей толпы?»
Младыш не отступил, но что-то сдавило ему грудь; он грозно заворчал, готовый выйти из себя. Но он все еще надеялся на примирение. Он хотел объясниться, пытался говорить, но они заглушали его голос своим воем. Тогда он подумал: а может они правы? Да нет же! Разве он предатель? Разве он не хотел как раз спасти их, спасти в более широком смысле, чем они понимали? Неужели и Гьюк не может понять этого?
Еще один камень попал в Младыша, и тогда он рассвирепел; глаза его налились кровью, он затрясся, раскрыл рот и тихонько завыл. Потом он заметался взад и вперед, выделывая какие-то странные прыжки, высоко подбрасывая ноги и потрясая ими, как будто тело его потеряло свой вес. Он потерял и дар речи, как эта дико воющая толпа, которая прокляла его, не желая даже выслушать его оправданий. А Гьюк все наступал на него, изрыгая все более и более бессвязные, бессмысленные проклятия; Младыш шагнул к нему и своим кремневым топором рассек ему череп до самых зубов. После этого он глубоко перевел дух и увернулся от брызнувшей изо рта друга струи крови. Никто не ожидал такого поворота событий. Младыш сделал невозможное.