Затерянный храм
Шрифт:
– Что вы на это скажете?
Рид взял конверт. Внутри лежала отпечатанная на толстой бумаге единственная фотография. Он прищурился, посмотрел на нее, потом, выбравшись из кресла, подошел к столу у стены. Из ящика вынул толстую лупу и стал внимательно разглядывать фотографию.
– Это глиняная табличка или ее фрагмент. По низу снимка идет черная полоса, которая портит изображение. На табличке, похоже, надписи, хотя изображение не очень четкое и разобрать нельзя. Это, пожалуй, все, кроме сфотографированных рядом наручных часов. – Рид положил лупу. – Это Джон Пембертон фотографировал?
Мьюр
– Почему вы спрашиваете?
– Но это он?
– Может быть. А что?
Рид постучал по фотографии:
– Часы. Пембертон всегда их использовал, когда фотографировал находки. Да будет земля ему пухом. – Он еще раз посмотрел на фотографию, потом опять на Мьюра. – Вы о нем знаете? Вот уж никак не думал, что вы любитель археологии.
– Когда Пембертон не раскапывал культуры прошлого, он работал на нас.
Сигарета почти догорела. Мьюр взял окурок и бросил его в камин. Из огня взлетели несколько искр.
– На вас? – переспросил Рид.
– Военная разведка. Мы начали работать с ним перед войной, в сороковом году отправили его на Крит на тот случай, если Гитлер обратит внимание на Грецию.
Следующая сигарета в углу рта Мьюра исчезала почти на глазах.
«По крайней мере, комнату греет», – подумал Рид.
– Но это, конечно, не для разглашения, – добавил Мьюр.
– Само собой.
– Мы использовали Пембертона для связи с местными жителями, создания контактов, явок – всякого такого. Как археолог, он мог бродить где угодно, и никто не обращал на него внимания. Какая жалость, что он погиб в первый же день вторжения, – это задержало нас на полгода.
– Ужасная жалость, – согласился Рид, бросая на Мьюра туманный взгляд из-под седых бровей. – А теперь вы просматриваете его фотографии?
– Этот снимок мы нашли в немецких архивах после войны.
Рид почесал шею там, где кололся шарф.
– Неужели вы считаете…
– Что Пембертон был предателем? – Мьюр издал невеселый смешок. – Нет. Когда немцы захватили остров, они устроили штаб на вилле Пембертона, так что у них было немало возможностей пошарить в его вещах.
– Тогда почему…
– Не спрашивайте. – Второй окурок отправился в огонь вслед за первым. Мьюр распахнул портсигар и инстинктивно потянулся за следующей сигаретой, но спохватился и захлопнул крышку. Побарабанил пальцами по пластине слоновой кости – дробь выскочила быстрая, словно пулеметная очередь. – Мне всего лишь надо узнать от вас, что изображено на этой фотографии.
Рид опять взял увеличительное стекло и еще внимательнее рассмотрел снимок.
– Вероятно, поздняя минойская или ранняя микенская…
– А попроще?
Портсигар распахнулся, когда нетерпеливые пальцы Мьюра шевельнулись, выражая протест.
– Хорошо. Глиняная табличка на фотографии, скорее всего, датируется примерно четырнадцатым веком до нашей эры и происходит либо с Крита, либо с материковой части Греции. Она моложе пирамид, но старше Троянской войны. – Профессор улыбнулся. – Если вы, конечно, в эту войну верите.
– Значит, она греческая и стара, как первородный грех. А что на ней написано?
Рид вздохнул и положил фотографию.
– Идемте.
Он с усилием влез в пальто, нахлобучил подбитую мехом шапку и повел Мьюра вниз по деревянной лестнице, а потом через четырехугольный двор в ворота и прочь из колледжа. По обеим сторонам дороги лежали валы сметенного снега высотой почти по грудь, и немногие пешеходы, которые отважились выбраться на обледенелые тротуары, сгибались под порывами ветра, гуляющего вдоль Терл-стрит. Крыши стонали под грузом снега, сосульки по краям водостоков напоминали кинжалы, а стены колледжа, золотистые летом, казались такими же серыми, как и небо.
– Вы здесь бывали? – спросил Рид, пока они брели по Брод-стрит мимо готических башенок Бэллиолл-колледжа. Покрытые снежной коркой, они напоминали сказочные домики. – Учились?
– В Кембридже.
– А-а, – отозвался Рид вроде с искренней симпатией. – «Я, убегавший от дел, для мирных досугов рожденный…» Овидия небось изучали?
Молча они миновали окруженный снежными валами двор и перешли улицу у музея Ашмола, [13] чей колоссальный портик в неоклассическом стиле казался неуместным среди по-средневековому суровых колледжей. Один кивок Рида обеспечил им проход мимо охранника – по пустым галереям в мрачную комнату где-то в дальней части здания. Тут была какая-то кладовка, куда затолкали памятники позабытых цивилизаций. Стояли, завернувшись в пыльные покрывала, высокие статуи, показывая лишь кончики мраморных пальцев; тут же прислонялись к стенам картины в золотых рамах, а по углам, напоминая старые школьные парты, жались витрины со снятыми стеклами. Большая часть экспонатов в витринах, кажется, пропала бесследно, и на выцветшей подложке остались только темные силуэты. Рид подошел к одной из витрин и указал на что-то.
13
Музей Античности при Оксфордском университете. (Прим. ред.)
Мьюр наклонился, чтобы посмотреть, что там такое. Рид указывал на глиняную табличку, потемневшую от времени и разделенную трещинами на три части. Она имела неровные края, но гладкую лицевую сторону. Разглядеть крошечные, похожие на паутину знаки в тускло освещенной комнате было почти невозможно.
Рид включил свет и дал Мьюру лупу.
– Что это? – спросил тот, на сей раз не столь резко.
– Обнаружили ее – я имею в виду табличку – где-то в тысяча девятисотом году. Сэр Артур Эванс нашел ее в Кноссе на Крите и назвал надписи на ней линейным письмом Б. Так как в то время он был заодно и хранителем музея Ашмола, большое количество экспонатов оказалось именно здесь.
Мьюр отложил лупу и поднес фотографию к табличке.
– Вы хотите сказать, что их несколько?
– Несколько десятков. Может быть, до полутора сотен, хотя некоторые из них – просто обломки. – Рид пожал плечами. – Это вообще-то не моя специализация. Не знаю, зачем вы по такой жуткой погоде потащились в Оксфорд, чтобы докучать мне этой темой. Вам надо было брать такси и ехать в Британский музей – вы узнали бы ровно столько же. Персонал там очень отзывчивый.
Мьюр пропустил его слова мимо ушей.