Затерянный мир Калахари
Шрифт:
Потоки животворной воды лились с небес минут тридцать, а затем ливень прекратился так же внезапно, как и начался. Несколько сильных порывов ветра — и промокшие бушмены задрожали от холода. Наступила ночь. Впервые за все время поселение уснуло, не разжигая костров: откуда было взять сухое топливо? В сыром мраке каждый устраивался как мог. Тем не менее бушмены весело болтали: дождь пошел! Мы с Франсуа впервые улеглись спать в машине. Уж завтра выкупаемся!
Взошедшее солнце осветило чудесный, обновленный мир: земля, растения, животные, люди пустыни Калахари как будто только что родились. В воздухе стоял легкий пар и сладковатый запах мокрого песка. Пепел и пыль смыло, показались цветы и зеленые ростки, которые, притаившись в земле, очевидно, только ждали команды «вперед!» Природа засверкала красками, как
Утром я направился к старому Кау. Мы закурили трубки, и неожиданно для самого себя я сказал ему по-датски:
— Кау, старина, а жизнь все-таки прекрасна!
Он, конечно, не понял ни слова, но сразу догадался, что я имел в виду.
— Очень, очень хорошо! — сказал он, и его старые глаза вспыхнули.
Я подумал о том, что ждет бушменов, если дождь не пойдет, если он запоздает на несколько недель. Для бушменов дождь — это жизнь!
Мир рождался наново. Я живо представил себе, как первые люди на земле выбираются из пещер после сильной грозы и смотрят на небо. Разве Калахари пустыня? Ничего подобного! Здесь кипит жизнь! Из котловины неподалеку, где уже блестит зеркальная гладь воды, доносится кваканье лягушек. Откуда они взялись? Наверное, прятались, зарывшись глубоко в песок.
Все бушмены, кроме самых старых, идут на поиски пищи. Ведь муравьи уже потащили сушить мокрые семена из складов наверх. Скоро из своих укрытий выползут колонны новорожденных черепашек, сопровождаемых мамашами. Съедобные корни набухнут во влажной земле, термиты начнут роиться, а пчелы — собирать мед. На открытой равнине, где враг не может подкрасться незамеченным, будут нести яйца глупые самки страусов, которые оставляют по одному яйцу на песке у гнезда, чтобы не забыть, для чего сидят на остальных! (Если бы не это яйцо, рассеянная страусиха поднялась бы и ушла!) Скоро песок порастет молодой травой, а в колодцах опять появится вода. Возвратится дичь, а значит, снова будут охота, пиры, танцы. Тяжелые времена прошли.
Везде расцветает жизнь. Наши друзья тоже, кажется, охвачены весенней лихорадкой. Прошел долгий период ожидания, и их не удержать на месте. Охотники пропадают по нескольку дней, преследуя дичь до самых границ своей территории. Как настоящие кочевники, бушмены почувствовали зов свободной жизни, которую любят больше всего на свете. Они готовятся к переходу в котловины Нома, где встретят своих соплеменников, старых друзей и родственников. Теперь пища и вода в пути уже не проблема: облака на небе предвещают дождь. Мы с Франсуа поддаемся общему настроению и начинаем собираться в путь вместе с бушменами. Но, к сожалению, запасы у нас совсем кончились. Кроме того, приближается срок нашего возвращения на полицейский пост Марёлабум. Мы все откладываем отъезд, еще и еще раз подсчитываем, сколько дней займет обратный путь.
Самангейгей, казалось, пытался удержать нас. Когда сборы были уже в разгаре, я пошел в кустарник закопать ненужные жестянки и прочно застрял в одном из кустов.
— Знаешь, как он называется? — спросил меня Франсуа.
— Нет.
— «Ваген битйие!» — «Подожди немного!»
Но мы не могли больше ждать, мы должны были вырваться из этой, жизни. Надо было проявить пленки. Надо было вернуться в свой собственный, спокойный и трезвый мир.
Наконец все погружено на лендровер, который стал теперь по крайней мере на тонну легче. Мы раздаем остатки табака. Только сейчас, покидая маленькую общину, с которой так долго делили горести и радости, мы понимаем, как полюбили ее.
Вот старый Кау со своим проницательным взглядом философа. О чем он думает? Спокойные, добрые Нарни, Кейгей, Самгау, милая девочка-мать Нуси. Цонома, наш друг и проводник, защитник рода и его духовный наставник. Вот последняя горсть табаку тебе, Цонома, дружище… Не забыть бы смелых, старых морщинистых женщин. Некоторых из них, быть может, оставят в пустыне, если следующий засушливый сезон заставит род отправиться в долгий, тяжелый переход. Иди сюда, старая Гаусье, вот и твоя горсть маганйе. Она подставляет руки со старыми, узловатыми, негнущимися пальцами, с усилием складывает их чашечкой, чтобы не просыпать драгоценный табак. Это не совсем удается ей, и часть его, проскользнув между пальцами, падает на песок. Гаусье нервничает, ей помогают собрать табак в каросс, а она суетливо поправляет свою «юбку», прикрывая наготу. В старых воспаленных глазах Гаусье светятся благодарность, доброта и мудрость. Нет людей, которые были бы сделаны из более прочного материала, чем эти женщины. У каждой из них было множество детей, большинство которых умерло на их глазах, но они полны жизненной силы, энергии и юмора. Они перекапывают песок в поисках кореньев, ищут топливо для костров, пока не сваливаются с ног от усталости, и в конечном счете еще раз доказывают, что женщина более вынослива, чем мужчина. Какую громадную энергию передают своим потомкам эти сильные женщины, как велика их любовь к жизни! Вот почему еще живет в пустыне древний народ бушменов.
Табак кончился, и я снова думаю, как мало мы можем им дать. В машине, в ящике для инструментов, я отыскиваю кусок проволоки и даю его Нарни. Для него это — самый ценный подарок. Нуси дарит мне «пудреницу» из панциря черепахи и просит передать ее моей «женщине», фотографию которой я ей показывал.
— Спасибо, Нуси, пусть твой сын будет великим охотником!
На востоке собираются тучи. Надо выехать до начала очередной грозы.
Мы опять в дороге. Новые места, ощущение, что в наших жилах течет кровь кочевников, — все это придает нам бодрость. Но до самого вечера нас не покидает чувство грусти, навеянное прощанием с друзьями. Они оказали гостеприимство двум чужестранцам из той расы, которая прогнала их с насиженных мест. Доверчивые и честные, они раскрыли перед нами всю свою удивительную жизнь, позволили заглянуть в прошлое, которое живет в настоящем. Пожалуй, к грустному чувству расставания примешивалось ощущение нашей беспомощности перед лицом природы, сознание, что этот несгибаемый древний народ самым своим существованием подтверждает безжалостный закон природы: выживает самый приспособленный.
Два дня езды по выжженной равнине, на которой водителю и машине приходится очень трудно из-за песка, еще не просохшего после первого дождя, и мы прибываем в Каракувису. Наши бочки с горючим стоят в целости и сохранности. К счастью, дождь погасил пожар, и огонь не успел до них добраться.
На следующий день мы покидаем Калахари и возвращаемся на территорию, подвластную закону. На полицейском посту Марелабум забираем свой прицеп. Сержант полиции Энгельбрехт ставит в наших документах печати и рассказывает, что тот бушмен из Каракувисы, который пустил в констебля отравленную стрелу, пойман и ждет приговора в тюрьме. Полицейский выздоровел, но уже, пожалуй, не будет владеть ногами, как раньше. Пожар, говорит сержант, прошел по всей северной части Калахари, от Бечуаналенда до Юго-Западной Африки, и выжег территорию в два раза большую, чем вся Дания. Если бы его не остановил дождь, не поздоровилось бы и фермам на юге.
Мы отправляем радиограммы родственникам и продолжаем путь.
Книга третья
Глава двадцать пятая
Метеориты и подземные озера
Возвратившись в Гротфонтейн, мы, как никогда раньше, оценили материальные блага цивилизации: горячие ванны, замечательные обеды (суп, бифштекс, свежие овощи, обязательная бутылка вина, кофе и сигара), постель с белоснежными простынями. Это были давно забытые радости! Нас ждала почта за несколько месяцев.
К сожалению, в одном из писем сообщалось, что доктор Мартин, геолог, который должен был проконсультировать нас относительно киносъемок географических достопримечательностей, уехал на плоскогорье Каоко и вернется не скоро. Но наш друг Блок, мэр города, сказал:
— А зачем вам забираться далеко, чтобы найти что-нибудь интересное? В нескольких километрах от Гротфонтейна солнце освещает свой собственный осколок, точнее говоря — самый большой нетронутый метеорит в мире. Он лежит на ферме Хоба. Кстати, на другой ферме, чуть подальше, говорят, есть кратер, по которому можно спуститься к большому подземному озеру. Боюсь только, трудноват будет получить разрешение на осмотр озера.