Затерянный мир Калахари
Шрифт:
На этот раз извержение было не особенно сильным. Хозяин рассказал, что после очень мощных взрывов океан на закате становится кроваво-красным, а ночью частички серы мерцают в воде, как светлячки. Изредка сильные взрывы поднимают со дна океана целые грязевые острова. В последний раз это случилось в 1951 году, когда недалеко от Уолфиш-Бея из океанских глубин внезапно всплыли черно-зеленые глыбы. Служащие маяка на мысе Пеликан сфотографировали их. Грязевые острова оставались на поверхности всего несколько часов, после чего исчезли неожиданно и бесследно. Иногда острова плавали на волнах по три-четыре дня. Взрывы в океане никогда не сопровождались землетрясениями на континенте. Значит, толчки возникают только на дне океана.
Выдвинуто много теорий, объясняющих такие выбросы серной грязи. Самую правдоподобную из них
Еще несколько дней мы ехали вдоль берега, поглядывая на волны в надежде, что вот-вот дно океана проявит признаки жизни, но ничего не произошло. Океан, очевидно, был по горло сыт грязевыми извержениями.
Из Свакопмунда мы направились на север. Проехав пятьдесят километров по берегу, мы увидели русло пересохшей реки. Объявление на щите возвещало, что здесь кончается полицейская зона. Тот, кто поедет дальше без специального разрешения властей, будет оштрафован на крупную сумму, а принадлежащие ему транспортные средства и имущество конфискованы.
На смену прохладному, сырому утру пришел жаркий день. Воздух над бесконечной серовато-белой песчаной равниной подрагивал. На горизонте вставали и таяли миражи: нам виделись поросшие камышом озера и озерца, в водной глади которых отражались силуэты далеких гор. Но мы подъезжали ближе, и они растворялись в колеблющихся волнах горячего воздуха, чтобы снова появиться вдали. Чаще всего миражи появлялись, когда мы были на возвышенности. Мы проехали сто двадцать километров, пытаясь догнать мираж, и оказались на скалистом мысе Кросс, последнем аванпосту цивилизации перед грозным Берегом Скелетов. В одиноком доме живут здесь два европейца и несколько, африканцев, добывают соль и охотятся на морских львов. Утром и вечером побережье окутывает холодный атлантический туман, а днем палит безжалостное тропическое солнце. Единственная живность на мысе Кросс — шакалы, морские львы да морские птицы. В этом заброшенном уголке — только песок, соль да скалы. Растительности здесь нет никакой.
Большие пересохшие соляные озера к югу от мыса Кросс расположены низко, и соленая вода просачивается в них из-под земли. Дно озер изрезано канавками глубиной около метра. Скапливающаяся в них соленая вода высыхает в здешней жаре так быстро, что за две-три недели канавки доверху заполняются плотной массой розоватых кристаллов соли. Рабочие-африканцы разбивают ее на куски и сушат их на солнце, пока они не становятся белоснежными. В канавках опять скапливается соленая вода, и процесс повторяется. Освещенная солнцем соль слепит глаза, приходится носить очень темные защитные очки.
Соль отправляют в Свакопмунд на больших дизельных грузовиках. Дальше ее везут по железной дороге. Все необходимые припасы, даже питьевая вода, доставляются сюда из Свакопмунда. Соль — единственное, что люди добывают здесь для себя!
Холодные течения с юга дают морским львам возможность заплывать сюда, почти к самому экватору. Пожалуй, в мире нет другого такого места, где они тысячами выводили бы потомство на континенте, а не на каком-нибудь скалистом островке.
Начальник станции Клайнштубер повел нас к лежбищу. До него было несколько километров, но рев морских львов уже заглушал гул прибоя. Мы гадали, сколько их, но то, что мы увидели, превзошло все ожидания: берег и скалы, насколько хватал глаз, были густо покрыты шевелившимися, блестевшими на солнце животными.
— Как по-вашему, сколько их здесь всего? — спросил я. — Тысяч восемьдесят! — ответил он.
— Это одно из самых крупных лежбищ в мире.
У морских львов плохое зрение, но острый нюх. Нам пришлось подбираться к ним с подветренной стороны. Как только морские львы почуют незнакомый запах, они, переваливаясь, спешат к воде и шлепаются в волны.
В брачных отношениях у них царит полный беспорядок: самцы бьются не на жизнь, а на смерть за обладание самым большим гаремом, но если молодой самец захочет увести одну-единственную жену у кого-нибудь, его могут закусать до смерти. Он должен ждать, должен сначала вырасти и стать сильным, чтобы защитить и себя, и свою подругу. Старые самцы покрыты рубцами, оставшимися от былых битв, а у некоторых кровоточат еще совсем свежие раны. Самки флегматично наблюдают за кровавыми схватками, а если их партнер оказывается побежденным, вероломно покидают его и присоединяются к гарему победителя. Потерпевшие поражение и истекающие кровью самцы уползают в укромный уголок в скалах и остаются там, пока раны не заживут. По неписаному закону все оставляют их в покое. Клайнштубер показал нам эту «больницу». Там в луже крови, судорожно дыша, лежали два самца. Третий был уже почти мертв. Ночью он пойдет на ужин шакалам.
Там и сям на берегу лежат побелевшие на солнце скелеты и гниющие туши. Запах мертвечины чувствуется даже на большом расстоянии.
Ежегодно в ноябре и декабре станция на мысе Кросс добывает тысячи морских львов. В прошлом году их было забито семь тысяч. Когда мы добрались до цели, «охота» была в разгаре. Рабочие-африканцы ходили по лежбищу и дубинами убивали молодых животных, не успевших вовремя скрыться в воде. Между прочим, дубинами здесь пользуются, чтобы не портить ценную шкуру. Старых самцов, шкура которых не ценится, пристреливают и вытапливают из них жир. Остатки после вытапливания жира идут на изготовление костяной муки. Вес самых крупных животных доходит до восьми тысяч девятисот фунтов. Истребление молодых морских львов дубинами может показаться жестоким, но ведь сами морские львы не менее безжалостны в битвах между собой.
Такая охота далеко не безопасна. Разъяренный крупный самец часто бросается на охотника, сбивает его с ног и сильно кусает. На небольшом кладбище возле станции есть могилы трагически погибших охотников.
По пути к станции мы видели среди скал тощих голодных шакалов. Клайнштубер рассказал нам, что иногда голод заставляет их воровать и пожирать обувь, которую рабочие-африканцы оставляют на скалах.
Мыс Кросс — историческое место. На выступающей дальше других скале, о которую океан разбивает волны, рассыпающиеся высоко в воздухе каскадами водяной пыли, стоит большой каменный крест. В этом месте в 1484 году ступил на землю Юго-Западной Африки первый европеец, португальский мореплаватель Диего Кан. Перед тем как покинуть негостеприимный берег, он установил на скале железный крест, который должен был означать, что страна принадлежит Португалии. На кресте был королевский герб Португалии и надпись на латинском языке:
«Шесть тысяч шестьсот сорок восемь лет прошли со дня сотворения мира и одна тысяча четыреста восемьдесят четыре года прошли со дня рождества Христова, когда благородный король Португалии Иоанн второй приказал Диего Кану, рыцарю двора его величества, воздвигнуть сей крест».Крест, незамеченный и забытый, простоял на пустынном берегу больше четырехсот лет. Диего Кан так и не вернулся в Португалию. Он умер, не закончив путешествия. Только в 1892 году крест был обнаружен немецким военным патрулем. Позднее его вывезли и поставили в военно-морском музее в Киле. Но нечистая совесть не давала покоя немецкому кайзеру. Он распорядился сделать копию креста из гранита и установить ее на том же месте. Правда, на новом кресте сидел германский орел!