Затерявшиеся в тайге
Шрифт:
А Толя обчертыхал свою ложку, как только смог: оказывается, она совсем ничего не берет. Как Толя ни подсовывал, как ни наклонял котелок, ложка в середине так и осталась девственно чистой. Можно было подумать, что этот суп с самого начала вызвал в ней отвращение. В конце концов Толя отложил ее в сторону и попросил Лешину ложку, пробурчав что-то относительно того, что свою он еще не доделал.
К обеду еще оставалась малина, и, когда мы ее начали есть, я с удивлением заметил, что ем не только без удовольствия, но даже и через силу. Спросил у Леши и Толи, не испытывают ли и они что-либо похожее? Толя неопределенно как-то
Неожиданно Толя как-то очень уж надсадно закашлялся. Оказывается, к нему в рот залетел любопытный комар и Толя ненароком его проглотил. Мне тоже случалось отведать комариного мяса, и я не могу сказать, что оно обладает изысканным вкусом. Дрянь насекомое, если честно сказать. Наглое. Лезет в рот, в глаза, в нос и в уши. И нет от него никакого спасения. Я читал, что индейцы боролись с комарами единственным способом: обмазывали лицо и руки тонким слоем разжиженной глины. Когда она высыхала, образовывалась корочка, проколоть которую комары не могли. Так вот, мы были очень близки к тому, чтобы как следует вымазать друг друга грязью. Из-за отсутствия глины.
К вечеру комары нас просто-напросто доконали. Казалось, еще немного—и мы бросимся бежать в разные стороны.
Дождь почти перестал, и мы поспешили этим воспользоваться, чтобы усовершенствовать наше жилище. Крыша над головой была, но с боков ветер заносил много воды, и мы старались отодвинуться подальше от края, съеживаясь в тесном пространстве. И вот теперь, когда ливень смилостивился, мы решили обнести наше логово чем-то вроде плетня. С трех сторон мы вбили несколько маленьких колышков и от земли до кровли плотно оплели их березовыми ветками. И сразу же дом обрел уютный, законченный вид. В нем стало даже теплее, ибо зеленые стены служили хорошей защитой от ветра. Одно плохо: комарам тоже захотелось комфорта и они буквально понабились в наше жилище. Тогда я надумал поставить один эксперимент.
Я встал рядом с костром, снял свитер и, резко им взмахивая, стал загонять дым внутрь дома. Это было не трудно, поскольку костер горел возле самого входа. Друзья мои моментально принялись чертыхаться и кашлять, требуя, чтобы я прекратил издевательство. В ответ я удвоил усилия, и вскоре Толя и Алексей совершенно скрылись в дыму. Я видел только четыре ноги, которые обеспокоенно дергались.
Конечно, я понимал, что друзья долго не выдержат, но надеялся, что и комары отдадут предпочтение свежему воздуху. Короче говоря, мне было очень интересно узнать, у кого нервы слабее—у моих друзей или у комаров — и кто из них первым кинется вон.
Эксперимент прошел очень успешно: комары, обалдевшие от дыма, куда-то попрятались, а Толя и Алексей, хоть и угорели, но остались. Правда, они проклинали меня на чем свет стоит. По лицам обоих при этом текли горючие слезы. Можно было подумать, что их жестоко обидели.
Для закрепления полученного результата я, несмотря на самые резкие протесты и возмущенные возгласы, доносившиеся из дома, повторил эксперимент. После этого под крышей осталось лишь считанное количество комариных особей. Они были не в силах унести свои ноги и неподвижно сидели на пленке. Ну с ними-то мы быстро разделались.
Ливень грянул, когда уж смеркалось. Но
Под натиском ливня костер поутих, вобрал в себя пламя, и я с беспокойством подумал, как бы он совсем не угас. В такую погоду новый огонь уже не разжечь... А дождь нарастал. Если и назавтра он не утихнет, придется еще день сидеть в своем доме. Бессмысленно вылезать в такую дурную погоду на улицу...
Леша выбрался наполовину под дождь, потянулся к огню и выхватил тонкую, горящую веточку. Прикурив, он глубоко затянулся, опустив от удовольствия веки. А перед этим долго, тоскливо глядел на почти пустую сигаретную пачку. Только и осталось пять штук. Помолчал, потом сказал сам себе: «Не знаю, как лучше—курить, как обычно, или растянуть, насколько получится...»
— Эх, знали бы наши дома, чем мы сейчас занимаемся... — с грустью произнес Коваленко.
К счастью, они не знают. И так испереживались, наверное...
Алексей долго глядел в огонь, потом повернулся ко мне и сказал: «Знаешь, я сегодня понял, что с какой-то особенной чистотой воспринимаю природу сейчас... Такого чувства я не испытывал с детства...»
Мне кажется, я его хорошо понимаю.
Легли, по привычке поплотнее прижавшись друг к другу, и какое-то время лежали, прислушиваясь к частой, трескучей дроби дождя, заглушающей все остальные лесные звуки. Потом как-то незаметно уснули.
Проснулся я часа через два от холода. Дождь совсем перестал, а костер еле-еле светился. Очень не хотелось вставать, да пришлось: надо подбросить пару коряг и веток в огонь. Вылез наружу, постоял, качаясь, — может, спросонья, а может, от слабости. Бросил пищи огню, подождал, когда пламя поднимется, погрелся возле него. Как хорошо, что у нас есть огонь...
Мы еще несколько раз просыпались, вставали, подходили греться к костру и почему-то с непонятным нетерпением ждали рассвета. Как будто он принесет избавление... Как будто случится чудо, и, проснувшись, мы встретим солнечный день, а на огне будет дымиться готовая пища. Какая угодно, но не грибы. Кажется, мы их наелись на всю жизнь вперед.
Утром поднялись, едва посерело небо. Тьма вокруг расступилась, уступив рассвету свои владения. Только туман не желал отступать и долго еще цеплялся за ветви кустов и деревьев.
Я подошел к корзине, в которой лежали сырые грибы — несколько штук подберезовиков, мы их оставили к завтраку, — и поразился, увидев сплошное размякшее месиво. Забыли от дождя спрятать корзину, а за ночь грибы превратились в отвратительную кашу серого цвета, которая кишела червями. Придется теперь пойти поискать свежих грибов. Огромная куча ветвей и коряг за ночь иссякла, так что и о дровах позаботиться надо. Хозяйства у нас почти нет никакого, только дом да костер, а хлопот набирается изрядно. Зато потом, когда нашли штук пять подберезовиков и Леша, наскоро обмыв их, покрошил в котелок, а мы с Толей набрали коряг и уселись поближе к костру, пришло какое-то успокоенное, безмятежное чувство. Хорошо вот так расслабиться возле огня, глядя, как гибкие языки вылизывают причудливо изогнутые коряги и ветви деревьев.