Затмение

Грэм Уинстон

— До его рождения? И каким это образом? А если бы родилась девочка?

— Случившееся с Элизабет, — ответил Джордж, — могло убить их обоих, но теперь, когда всё позади, я чувствую некую силу — перст провидения, который будто указал и время, и место, и дату. Дата сыграла решающую роль — узнав, что мой ребенок родится в тот день, я выбрал имя. Будь это девочка, я назвал бы ее так же.

Мистер Уорлегган терпеливо ждал.

— И что это за имя?

— Валентин.

— Или Джошуа, — сказала тетя Агата. — Насколько

я знаю, у нас в роду их было трое, хотя последний был паршивцем, можно и так сказать.

Николас с надеждой рассматривал струйки дыма, обволакивающие кресло старушки.

— Валентин. Валентин Уорлегган. Звучит неплохо, и язык не заплетается. Но ни в одной из семей не было никого с таким именем.

— Ни в одной из семей и не будет никого, подобного моему сыну. Совсем не обязательно, чтобы история повторялась.

— Да, да. Спрошу у твоей матери, как ей это понравится. Элизабет тоже участвовала в этом решении?

— Элизабет пока не знает.

— Но ты уверен, что имя ей понравится? — брови Николаса поползли вверх.

— Я уверен, что она согласится. Мы с ней сходимся во многих вещах, я и не надеялся, что так будет. Она согласится с тем, что наш союз особенный — старейшего дворянского рода и новейшего, и что плод такого союза должен смотреть в будущее, а не в прошлое. Нам просто необходимо совершенно новое имя.

Николас, покашливая, отодвинулся от клубов дыма.

— Тебе не избавиться от фамилии Уорлегган, Джордж.

— Отец, у меня никогда не будет ни малейшего желания от нее избавляться. Ее уже уважают и боятся.

— Как скажешь... Уважение — это то, на что мы должны опираться, страх — это то, от чего мы должны избавляться.

— Дядя Кэрри не согласился бы.

— Ты уделяешь слишком много внимания Кэрри. Кстати, что за дела ты с ним обсуждал на прошлой неделе?

— Да так, ничего особенного. И всё же, отец, мне кажется, что ты проводишь слишком тонкую грань между уважением и страхом. Одно переходит в другое, и наоборот. Ты не можешь разделить два настолько близких чувства.

— Порядочность в делах влечет за собой первое.

— А непорядочность — второе? Да будет тебе...

— Не непорядочность, а скорее злоупотребление властью. Ну вот, сейчас ты скажешь, что я читаю тебе нотации. И всё же мы с Кэрри никогда не сходились во мнении об этом. Ответь, чью фамилию ты хочешь для своего сына?

— Твою и мою, — невозмутимо ответил Джордж. — Именно ее он и будет носить. И будет идти по моим стопам, как я шел по твоим.

Николас вернулся к камину и переложил дымящее полено так, чтобы дым выходил в дымоход.

— Так-то лучше, сынок, — сказала Агата, очнувшись от дремоты. — Ты же не хочешь устроить пожар.

— Боже всемогущий! Эта старушечья вонь уже и сюда добралась!

Кипя от раздражения, Джордж дернул за кисточку колокольчика. Мистер Уорлегган не переставая кашлял. Хотя дым начал рассеиваться, он никак не мог откашляться. Все молча ждали, пока не вошел слуга.

— Приведи братьев Харри, — приказал Джордж.

— Да, сэр.

— Выпей канарского, — предложил Джордж отцу.

— Нет, спасибо. Сейчас пройдет.

Он плюнул в огонь.

— Окопник и лакричный корень, — сказала тетушка Агата. — Моя сестра померла от легочной хвори, и ничто не помогало кроме окопника и лакричного корня.

Спустя некоторое время дверной проем загородил Гарри Харри, а следом — его младший брат Том.

— Cэр?

— Отведи мисс Полдарк в ее комнату, — приказал Джордж. — Когда будете на месте, вызовите мисс Пайп и скажите, что мисс Полдарк сегодня больше не будет спускаться.

Двое громил принесли небольшой стул и усадили в него возмущенную тетушку Агату. Прижимая мяукающего котенка к груди, она прохрипела:

— Сыночек-то твой кое в чем негожий, Джордж. Родившимся под черной луной редко по жизни везет. На моей памяти было только двое таких, и оба кончили погано!

Лицо Николаса Уорлеггана побагровело. Его сын подошел к столу, налил вино в бокал и торопливо принес обратно.

— Нет, это не... Ну ладно, от одного глотка хуже точно не станет.

— Я все расскажу Элизабет, — сказала тетушка Агата. — Вы тащите меня из моей же собственной гостиной, как полено какое-то. А ведь я знакома с этим домом уже девяносто лет. Девяносто лет. Ее жалобы становились все тише и тише, постепенно угасая за широкой спиной Тома Харри, который на руках, вместе со стулом, нес ее в комнату на втором этаже.

— Нам следовало отвезти Элизабет в Кардью и позволить ребенку родиться там, — откашлявшись и глотнув вина, произнес мистер Уорлегган, — в таком случае удалось бы избежать этих раздражающих нападок.

— Я считаю вполне уместным, что наш первенец появился на свет в этом доме.

— Ты останешься здесь? То есть, ты планируешь сделать этот дом вашим родовым гнездом?

Джордж кинул подозрительный взгляд на отца.

— Я не уверен. Мы еще не решили окончательно. Понимаешь, это дом Элизабет. Я не помышляю о том, чтобы продать его, но также не собираюсь содержать его в одиночку, в угоду семейству Чайноветов и остаткам Полдарков. Я и так потратился, ты и сам знаешь.

— Да уж, — сказал Николас, протерев глаза носовым платком и снова его спрятав. Не спуская глаз с сына, он продолжил: — Джордж, нельзя забывать еще об одном члене семейства Полдарк.

— Ты о Джеффри Чарльзе? Да, ничего против него не имею. Я обещал Элизабет, что потрачу столько денег на его обучение, сколько она посчитает нужным.

— Ты не совсем меня понял. Я говорю о том, что до сих пор он был крепко-накрепко привязан к материнской юбке. Надеюсь, твой недавно рожденный сын поможет Элизабет отвлечься от первенца, я считаю, что это необходимо.