Затмение

Грэм Уинстон

— А каковы твои религиозные взгляды, Росс? У тебя они вообще есть? Хотелось бы мне знать.

— О, почти никаких, любовь моя, — он устремил взгляд на затухающий огонь. — От отца я унаследовал скептическое отношение к религии, он считал ее глупыми сказками. Но я не захожу так далеко. Я вижу мало пользы в религии в том виде, как ее практикуют, как и в астрологии или вере в колдовство и предзнаменования, в удачу или неудачу. Думаю, всё это происходит от какого-то недостатка в человеческом разуме, может, из-за нежелания остаться в полном одиночестве. Но время от времени мне начинает казаться, что существует нечто помимо материального мира,

мы это чувствуем, но не можем объяснить. Под религиозными взглядами скрывается грубая реальность нашей жизни, потому что мы знаем, что должны жить и умереть, как любые животные. Но иногда мне кажется, что под этой грубой реальностью кроется нечто другое, более глубокое, и это куда ближе к настоящей реальности, чем знакомая нам реальность.

— Хм, — произнесла Демельза, заворочавшись. — Не уверена, что я тебя поняла, но надеюсь на это.

— Когда ты как следует в этом разберешься, умоляю, объясни и мне.

Она засмеялась.

— Мои политические взгляды, — продолжил Росс, — в основном такие же. Война выявила все их противоречия. Я всегда выступал за реформы, меня даже считают предателем собственного сословия и положения. В революции во Франции я вижу много хорошего, но по мере разворачивания событий я так же готов сражаться против нее до полного уничтожения, как и любой другой... — Он выдохнул струйку дыма. — Возможно, противоречия заложены в моем характере, потому что я вечно вижу другую сторону в любой ситуации. Мне не нравилась война в Америке, но я поехал сражаться с американцами.

Помолчав, он сказал:

— Но черт возьми, я не желаю, чтобы они оказались на моей земле! С какой стати? И все по вине твоих братьев-переростков. До их прибытия все жили себе спокойно, обе религии мирно сосуществовали.

— Это так, Росс, прости. Вообще-то Сэмюэль хотел спросить, не могут ли они построить дом на холме у Уил-Мейден, это на самом краю нашей земли, и они могли бы воспользоваться камнем из старого здания подъемника. Там полно камней валяется, а они могли бы расчистить местность и укрепить гравием дорогу, чтобы она не раскисала в дождливую погоду.

Росс не ответил, и она продолжила:

— Но не думай, что я пытаюсь тебя убедить. Я обещала передать тебе их предложение, вот я это и делаю. Мне всё едино, — она опустила взгляд. — Или, скорее, надо было сказать «мне оба едины».

— А как там наш дружок? Я спрашиваю редко, потому что знаю, что тебе не нравятся такие вопросы.

— Молодцом, хотя пока и скрывается с уютном убежище. Я была бы куда счастливей, если бы другое дело решилось.

— Какое?

— Ты пойдешь на свадьбу своего кузена с Джоан Паско на следующей неделе?

— Но ты ведь не идешь, — уставился на нее Росс. — Ты сказала, что не можешь. Так какая тебе разница, пойду ли я?

— Из-за того, куда ты отправишься, если не пойдешь туда.

— Не понимаю, кто тебе об этом рассказал?

— Ох, Росс, в этом доме у меня есть собственная шпионская сеть.

— Я принял решение вчера, — заерзал в кресле Росс. — Хотел тебе сказать, но ты такая трусишка.

— Так когда ты отправляешься?

— В воскресенье, если погода не изменится. Возможно, это будет их последнее плавание этой зимой. Мистер Тренкром стал осторожнее, чем несколько лет назад. Боже, я еще помню холод на Силли, когда я дожидался там Марка Дэниэла!

— Как бы мне хотелось, чтобы ты добрался только до Силли!

— В Роскофе вполне безопасно. Я могу остаться там на неделю и вернуться

с лодкой в Меваджисси или Лоо.

И он рассказал про Жака Клиссона.

— Я не смогу спать спокойно, пока ты там, сам знаешь. Как и он... или она.

— Знаю. Я не останусь там ни на час дольше необходимого. Но прошу тебя, подготовься к тому, что я буду отсутствовать десять дней.

Демельза отложила носок и завернула шитье в льняную ткань.

— Пойду-ка я спать, Росс. Наш дружок просыпается рано.

В воскресенье стояла хорошая и довольно безветренная погода, и Росс выехал из дома вскоре после полудня. Он взял с собой перекусить, фляжку с бренди, тяжелый плащ, короткий нож в кожаных ножнах и две сотни гиней в двух кошельках, прикрепленных к поясу. Он пообедал с мистером Тренкромом и присоединился к Уиллу Нэнфану на «Все как один» незадолго до темноты. Шкипер Фарелл и другие моряки были ему знакомы.

Октябрь, когда поднимаются большие волны, не лучшее время для плавания у северного побережья Корнуолла, но в эту ночь море было спокойно, и они воспользовались хорошей погодой, чтобы доплыть до мыса Лендс-Энд и обогнуть его к югу, до Ньюлина. Ветер был порывистым и непостоянным, но не стихал, и к сумеркам следующего дня они оказались уже у Роскофа, не встретив по пути никого кроме кеча и группы бретонских рыбацких лодок.

Вместе с Уиллом Нэнфаном Росс встретился с Жаком Клиссоном в таверне «Красный петух» на узкой мощеной улочке, сбегающей вниз от церкви, и сразу же понял, что Клиссон — шпион. Росс не мог точно сказать, почему он так решил. Бретонец был крепким блондином низкого роста лет сорока, в синем моряцком свитере и черном берете; чисто выбрит, за исключением длинных бакенбард, с ясными голубыми глазами и часто показывал великолепные зубы в чарующей улыбке. Человек, которому не стоит доверять. Но через двадцать минут Росс поменял первоначальное мнение. Возможно, ему и можно довериться в определенном деле, пока ему платят и пока никто не предложил лучшую цену за действия противоположного характера. Такие люди живут во всех странах и процветают во время войны, в особенности в нейтральных или международных портах, где противники могут встречаться не в бою. У таких людей есть своя цена и своя ценность, а также собственный кодекс поведения.

— Тюрьма Кемпера — это бывший монастырь, месье, — объяснил Клиссон. — Нынче все монастыри во Франции бывшие, так сказать, ну вы понимаете... Хотя большая часть заключенных — англичане, но есть также португальцы, испанцы, голландцы и немцы. Их там очень много, а кормят скудно. Среди них много больных и раненых, — передернул плечами Клиссон. — Полагаю, условия во всех тюрьмах разные. Комендант этой — бывший мясник из Пуату, ярый сторонник революции... Разумеется, мы все такие, месье, спешу заверить, — и Клиссон посмотрел куда-то за спину Росса. — Все мы такие. Но по-разному... Тюремщики происходят главным образом из трущоб Руана и Бреста. В этом нет ничего хорошего.

— Можете достать имена заключенных?

— Это трудно. Одно дело, если бы там было сорок человек, но когда четыре тысячи...

— Их наверняка разделили, гражданские отдельно от военных, офицеры отдельно от низших чинов. И деньги развязывают языки.

— Это верно, но еще языки развязывает и мадам Гильотина.

— Что вам известно об охране?

— Известно или нет, но кое-кто умеет разговаривать. Люди болтают за стаканчиком. Иногда упоминают имена пленных.

— Какие имена?