Затон
Шрифт:
Привет.
Слушай… Я проснулась, а на мне… У нас что-то было?
А должно было быть? – Эдя разозлился на нее, на себя, на Вадю, на весь мир.
Ты милый. – Ольга нагнулась и поцеловала его в лысеющую макушку. – Ты самый лучший.
Эпизод 15. Анна. Самара. 1918
Ужас, ужас, что творится…
Говорят, они савватеевский особняк выбрали за то, что под ним подвалы огромные – арестованных держать. Еще прадед нынешнего Савватеева, когда строился, якобы, нашел подземный ход, существующий со времен Разина. И ведет тот ход к Волге. Они сейчас этим ходом выводят по ночам людей, сажают на баржи и топят, топят…
Ну, зачем же вы говорите, если ничего не знаете? Никто никого не топит. Расстреливают там же, в подвалах.
Жидкая толпа измученных страхом и неизвестностью женщин испуганно жалась к чугунной решетке, окружающей особняк. Над воротами, причудливо изукрашенными литыми цветами, завитушками и узорами, развевался красный флаг. Женщины, стоящие вдоль забора, постепенно подтягиваются к воротам, собираясь в тесную группу, и тогда их разгоняют грозными окриками двое часовых-красноармейцев, стоящих у ворот:
У вор-рот не собираться!
Осади назад!
Анна уже не первый раз в этой печальной толпе, среди женщин, чьих судеб уже коснулась своим черным крылом мерзкая старуха-смерть. Но тогда, в марте было как-то попроще, понятнее. Часовые стояли не у ворот, а у входа в здание. Она показала повестку часовому, и тот мотнул головой: «В третий кабинет». В кабинете Анна увидела молодого человека в солдатской гимнастерке с голым, бритым черепом и каким-то скользким извилистым ртом.
Нам стало известно, что вы утаили во время обыска часть ценностей… – выдавил он из себя.
Что с моим мужем? – Анна схватилась обеими руками за осипшее от волнения горло.
Вот, вот, – он стрельнул жадными глазами на колечко с бриллиантом – подарок Арсения. «Боже, какая же я дура», – подумала она. – Короче, тащи все драгоценности – получишь мужа обратно.
Она выгребла дома то немногое, что у них оставалось (правда, колечко, подаренное Арсением в день помолвки, она утаила) и отнесла в ЧК. И Арсения действительно выпустили.
Нынче же никто ничего ей не присылал, никто ничего от нее не требовал. Она стояла у этой решетки уже пятый день в надежде получить хоть какую-то информацию о муже. Она приходила сюда с рассветом, как на работу, и выстаивала у забора до позднего вечера, когда онемевшие ноги уже отказывались держать ее.
Снова и снова, раз за разом Анна прокручивала в голове свой бесконечный спор с Арсением, как будто пластинку с любимым романсом, мучительно-сладостные звуки которого одновременно врачуют и рвут душу в ошметки. Этот болезненный и бессмысленный в своей бесплодности разговор у них повторялся почти каждодневно в различных вариациях на протяжении многих месяцев и, в конце концов, запечатлелся в ее мозгу как нечто цельное, большое и значительное, вобравшее в себя все их чувства, мысли, надежды, страхи и сомнения.
Милый, ну надо же что-то делать. Это становится невозможным – сидеть и трястись от страха, что за тобой придут. Это не жизнь, это даже не существование, это… Милый, ну давай уедем отсюда, – начинала давить на мужа Анна.
Куда? – Обычно Арсений предпочитал отмалчиваться или отделываться короткими репликами и односложными фразами в надежде, что сегодня пронесет, и супруге не удастся втянуть его в этот бессмысленный спор.
Как куда? – изумилась Анна. – А куда едут остальные? Куда уехали Савватеевы, Потаповы? Куда едут все остальные? За границу, конечно. Да, я тоже надеюсь, что это безумие скоро закончится. А если нет? В любом случае, лучше переждать за границей, в безопасном месте.
Да, – скептически усмехнулся Арсений, – за границей нас так и ждут.
Я понимаю, что будет нелегко, – горячилась Анна, – но мы будем работать; и я, и ты. Пусть мы будем жить скромно, но будем живы и сумеем вырастить детей.
Нюта, ты сама не понимаешь, что говоришь. Ну куда мы поедем? И на что? Мы же нищие. А теперь товарищи выгребли у нас последнее. Даже твои украшения. Дома у нас, по крайней мере, есть крыша над головой. Савватеевы… Нашла с кем сравнивать. Да они уже в течение нескольких поколений копят свое золотишко в швейцарских банках.
Советская власть в Самаре объявилась 27 октября, сразу же вслед за переворотом в столице. Никто и почесаться не успел. Улицы города мгновенно наполнились неизвестно откуда взявшимися вооруженными людьми с красными повязками на рукавах. Над казенными учреждениями заколосились на холодном осеннем ветру красные флаги.
Арсений вел дела широко, с размахом, напористо. Активно пользовался банковским кредитом, и банкиры всегда охотно имели с ним дело. Надежным человеком был Арсений, и дело у него было надежным. Дело его росло и крепло с каждым днем, каждой лишней копейке находилось применение. Поэтому и образ жизни Арсений с Нютой вели достаточно скромный на фоне, конечно, остального самарского купечества.
Когда большевиками были арестованы счета, национализированы банки, заводы и коммерческий флот, они обнаружили, что остались практически без средств. Правда, на одном из заводов Арсения, на снарядном, рабочие проголосовали за то, чтобы оставить его директором, но большевики немедленно пресекли эту самодеятельность. Не хватало еще недобитых буржуев среди красных директоров!
В городе начались обыски и реквизиции. Побывали и у них. Анне удалось припрятать кое-что из семейных ценностей. А потом Арсения взяли, и ей пришлось его выкупать. Дом у них отобрали, и они поселились во флигельке, вместе со своей бывшей кухаркой и горничной. Благо, людьми те оказались порядочными.
Нет, Сеня, все, что угодно, только не сидеть на месте. Бежать, бежать… Ну, почему, почему?.. – причитала Анна. – Почему мы не смотрели хотя бы на день вперед? Ведь та же самая «Анна» была в Самаре, когда объявились большевики. Могли бы бежать в Персию…
Нюта, не говори ерунды. Не суди по своему прошлому опыту. Между положением обеспеченной путешественницы и бесправной беженки без гроша в кармане – огромная разница. Ты еще не знаешь, что значит быть человеком третьего сорта. И вообще… Все случилось так… как случилось.