Затворники Альтоны
Шрифт:
Отец (кричит). Франц!
Свет вокруг Франца гаснет, он исчезает.
Франц! (Короткая пауза. Медленно поворачивается к Иоганне и тихо смеется.) Я ничего не понял, а вы?
Иоганна. Ничего. Ну а потом?
Отец. Это все.
Иоганна. Но ведь надо же сделать выбор, либо все виновны, либо все невиновны?
Отец. Он не выбирал.
Иоганна (на минуту задумавшись). Но ведь это бессмысленно.
Отец. Возможно и так...
Лени (поспешно). Не заходите в дебри, Иоганна. Мой брат очень мало думал о Геринге, о военной авиации, ведь он сам служил в пехоте. Он тоже считал, что есть виновные и есть невиновные, но он судил по-иному. (Перебивая отца, который хочет что-то сказать.) Мне лучше знать — я вижу его каждый день. Невиновным было двадцать лет, они были солдатами; виновным было пятьдесят — это были их отцы.
Иоганна. Понимаю.
Отец (все равнодушие его исчезло, когда он заговорил о Франце. Голос его страстен). Ничего вы не понимаете: она лжет.
Лeни. Отец! Вы отлично знаете, что Франц ненавидит вас.
Отец (с силой, Иоганне). Франц любил меня больше всех.
Лени. До войны.
Отeц. И до и после.
Лени. Тогда почему же вы говорите — любил?
Отец (удивленно). Мы, кажется, говорили о прошлом... Лени.
Лeни. Не оправдывайтесь: вы выдали свою мысль. (Пауза.) Мой брат пошел добровольцем в армию в восемнадцать лет. Пусть отец расскажет вам, почему он это сделал — вам станет яснее история нашей семьи.
Отец. Расскажи сама, Лени: не хочу лишать тебя этого удовольствия.
Вернер (стараясь сохранить спокойствие). Предупреждаю, Лени: одно слово, порочащее отца,— и я немедленно уйду.
Лени. Ты боишься поверить мне?
Вернер. Я не позволю оскорблять отца в моем присутствии.
Отец (Вернеру). Успокойся, Вернер. Говорить буду я. С самого начала войны государство нам давало большие заказы. Флот построили мы. Весной сорок первого года правительство сообщило мне о своем желании приобрести земли, которые нам не были нужны, пустошь за холмом, ты знаешь.
Лени. Правительство — это был Гиммлер. Он искал землю для концлагерей.
Тяжелое молчание.
Иоганна. Вы знали об этом?
Отец. Да.
Иоганна. И вы согласились?
Отец (тем же тоном). Да. (Пауза.) Франц увидел, что производятся работы. Мне передавали, что он часто бродит вдоль колючей проволоки.
Иоганна. А после?
Отец. Ничего. Молчание. Потом сам нарушил молчание. Как-то в июне сорок первого года. (Поворачивается к Францу, внимательно смотрит на него, продолжая говорить с Иоганной и Вернером.) Я сразу понял, что он совершил глупость. Это было ужасно некстати: Геббельс и адмирал Дениц были в Гамбурге и должны были осмотреть наши новые верфи.
Франц (голос
Отец (глядит на него). Ты был там?
Франц. Да. (С ужасом, резко.) Отец, это больше не люди.
Отец. Стража?
Франц. Нет, заключенные. Я сам себя ненавижу, и все же они вызывают во мне ужас. Они грязны, их раны полны вшей. (Пауза.) У них такой вид, точно они все время испытывают страх.
Отец. Они таковы, какими их сделали.
Франц. Меня бы таким не сделали.
Отец. Да?
Франц. Я бы ответил на удар.
Отец. Кто говорит о том, что они не отвечают?
Франц. Их взгляд.
Отец. Будь ты на их месте, у тебя был бы такой же.
Франц. Нет. (С суровой решимостью.) Нет.
Отец (пристально глядит на него). Погляди на меня. (Берет его за подбородок, пытливо глядя в его глаза.) Откуда у тебя это?
Франц. Что?
Отец. Страх к заключению.
Франц. Я не чувствую страха.
Отец. Но ты его желаешь?
Франц. Я... Нет.
Отец. Вижу. (Пауза.) Эти земли, я не должен был продавать их?
Франц. Раз вы... продали — значит, не могли поступить иначе.
Отец. Мог.
Франц (ошеломлен). Вы могли отказать?
Отец. Разумеется.
Франц отшатывается с жестом негодования.
Ну что? Ты больше не доверяешь мне?
Франц (пересиливая себя, с уверенностью). Я... знаю, что вы мне объясните.
Отец. Что тут объяснять? Заключенные Гиммлера. Если бы отказал я, он купил бы землю у другого.
Франц. У другого.
Отец. Разумеется. Где-нибудь в другом месте, на востоке или на западе, но те же заключенные страдали бы от тех же стражников, от тех же побоев. А у меня появился бы враг в правительстве.
Франц (настойчиво). Вам не следовало вмешиваться в эту историю.
Отец. Почему же?
Франц. Потому что вы — это вы.
Отец. И чтобы ты, маленький фарисей, мог спокойно умыть руки? Да, пуританин?
Франц. Отец, вы меня ужасаете, у вас совсем нет сострадания к ближним.
Отец. Я буду им сочувствовать, когда смогу реально им помочь.
Франц. Такой возможности у вас никогда не будет.
Отец. Раз так, я не буду сочувствовать им — это потерянное время. А ты испытываешь сострадание к ним? Ну же! (Пауза.) Если бы ты любил своего ближнего, Франц, ты бы не осмелился презирать этих заключенных.
Франц (уязвленный). Я не презираю.
Отец. Презираешь. Потому что они грязны, и потому что они боятся. (Поднимается и подходит к Иоганне.) Он еще верил в человеческое достоинство.