Заверть
Шрифт:
Не знаю, удавалось ли мне «согреть» её в те минуты?.. Со мной Светлана всегда вела себя сдержанно, но я точно не был ей противен. А вот кого она жалела, так это, как ни странно, Якоба. Видимо, она считала его слишком молодым для той участи, которая всех нас постигла.
Наш «святоша» венец безбрачия носил не долго, а потом так и вовсе зачастил. Что поделать, молодость есть молодость. И надо сказать, что он вообще в этом мире освоился куда быстрее меня. Поначалу Якоб от всего в буквальном смысле шарахался и открещивался. Но со временем, когда понял что здесь не ад и что бригада чертей не поволочёт его к кипящему чану, он успокоился и принялся за свои обычные религиозные дела. У входа в пещеру Якоб из маленьких камней выложил крест, а внутри, в своём углу, острой гранью другого камня процарапал на стенке ещё один крест. Возле него-то Якоб всё время и молился, прерываясь на пожирание слизней и сбор хвороста, а особенно яростно он бил земные поклоны после уединений со Светланой.
Однажды Якоб подсел ко мне и стал что-то вкрадчиво говорить на своём «жёстком» английском. При этом он часто складывал вместе ладони и поднимал глаза к невидимому из пещеры небу. И без толмача было понятно, что Якоб готовился пролить на меня свет Христова учения. Его бесплодные потуги я решил прервать на корню, поэтому быстро троекратно перекрестился. То, как я это сделал, Якобу понравилось не очень. Правда, от меня он всё же отступился, переключившись на Нефёдыча. Но тут наш монашек, как говорится, не на того напал. Иммунитет советского человека к поповским бредням даже вдали от родины оставался крепок, и Якоб в безапелляционной форме был отправлен за дровами, что исполнил, впрочем, с полагающимся смирением.
Несмотря на наличие двух русскоговорящих соседей, общался я больше с Якобом. В основном мы это делали жестами и совсем чуть-чуть с использованием моего «жиденького» англо-немецкого словарного багажа. Я несколько раз, увы, безрезультатно, как русский мужик с русским мужиком, пытался поговорить с Нефёдычем по душам. О своей научной работе Нефёдыч ничего не сообщал, ссылаясь на её специфичность, а на вопросах о семье так и вовсе уходил в себя. Светлана тоже была крайне немногословна. Лишь как-то раз она проговорилась, что работает учётчицей в одном московском домоуправлении. Вряд ли это была правда, но тогда я сделал вид, что поверил.
На отвлечённые темы общение с соотечественниками тоже не задавалось. С ужасом для себя я обнаружил, что не могу поддержать беседу даже о русской классической литературе! Я из неё толком ничего не помнил, а после школы так ни одной книги и не перечитал! Кое-как мы с Нефёдычем «зацепились языками» за «Бесприданницу», но и тут всё прошло не слава богу. Я-то в эмоциях и красках стал пересказывать яркие моменты из фильма нашего знаменитого комедиографа, а оказалось, что в пьесе-первоисточнике многое было не так. Причём совсем не так. Например, повозку с дамами никто на руках не передвигал, а мишенью для смелого и меткого выстрела были вовсе не часы на цепочке, а монета. Я, конечно, тут же поправился, сказав, что напутал, но в ответном взгляде Нефёдыча уже открыто сквозило недоверие. В общем, братья-славяне относились ко мне так же, как и призывал агитплакат сталинских времён: «Болтун – находка для шпиона!»
Уже позднее до меня дошло, что в поведении Нефёдыча и Светланы ничего удивительного не было. Когда они затаскивали меня в пещеру, то наверняка успели разглядеть, что все бирки и лейблы на моей одежде – на джинсах, рубашке и куртке – были на латинице. И поди им докажи, что это всё пошито в теперь уже братском и коммунистическом Китае! Это хорошо, что при мне ещё не оказалось паспорта с двуглавым, тогда клеймо белоэмигрантского недобитка или его потомка мне бы точно было обеспечено. Впрочем, я и так, наверное, проходил у них по этому «списку» или близко к тому.
Всё-таки удивительно, но как же сильны в человеке идеологические, религиозные и прочие культурно-поведенческие установки!? Вот казалось бы: мы чёрт знает где и нам нечего делить и нечего доказывать друг другу, а всё равно разделение на свой-чужой, сидящее в подкорках ещё с первобытных времён, тут же «вылазит» наружу. И как мне теперь было их убеждать, что я не враг и не пособник какого-то там врага?..
Хотя если рассудить прямо, то и Нефёдыч, и находящаяся под его влиянием Светлана где-то в глубине души, но были правы. Ведь в короткой исторической перспективе мы отринем и их идеалы, и всё то, за что они боролись. Мы лишь до сих пор беззастенчиво пользуемся плодами их титанического труда, и связывает теперь их и моё поколения, пожалуй, только одно – День Победы.
Не исключено, что в силу этих предубеждений Нефёдыч и Светлана ни о чём меня и не расспрашивали, стараясь тем самым оградить себя от «залегендированной дезинформации». Я тоже, слава богу, наболтать лишнего ещё не успел. В общем, в этом кособоком русском треугольнике все стороны предпочли занять наблюдательно-выжидательную позицию, и только наличие внешней точки равновесия – Якоба – позволяло этой хлипкой конструкции не развалиться, не скатиться до банального выяснения отношений на великом и могучем языке. С другой стороны, я нисколько не сомневался в том, что в критической ситуации Нефёдыч со Светланой придут ко мне на помощь, так же как по отношению к ним это сделаю и я…
А вообще-то, мирок нам достался презанятный. Дело в том, что здесь не было солнца! Ну то есть совсем. Вообще. Небеса, вечно затянутые плотной пеленой, светились равномерно и неярко, будто местная звезда была огромна, тускла и неестественно близка к этой планете, что полностью противоречило привычной нам космогонии.
Тут всегда стоял день – пасмурный сухой осенний день, словно готовый с минуты на минуту разразиться затяжным дождём. Но дождя, как и любых других осадков, мы здесь не видели ни разу. Лишь однажды до нас донеслись раскаты далёкого грома, которые, впрочем, ни к чему не привели.
Нефёдыч сказал, что озерцо наше подпитывается грунтовыми водами, и оно, возможно, является частью подземной водяной линзы. Моих собственных познаний в гидрогеологии было недостаточно, поэтому я предпочёл согласиться с его выводом, ведь если нет притока сверху, значит, он должен быть снизу. Элементарная логика мне подсказывала, что дожди на этой планете случаются, что тут имеются моря и даже океаны. Только нам не повезло, а может, напротив, повезло оказаться вдали от таких мест.
А потом случилась находка, которая словно «запустила» собой целую последовательность событий, да ещё каких! Может, поэтому мы впоследствии и не сошли с ума от однообразной и бесцельной жизни в пещере, правда, получив взамен несколько «отличных» возможностей с этой самой жизнью расстаться.
***
– Крист! Крист! Крист! – Якоб, словно не разбирая пути, ворвался в пещеру и полой своей рясы едва не залез в костер. Его глаза были навыкате, а с каждым выкриком изо рта вылетали капли слюны. – Крист! Крист! Крист!
– Где дрова, Якоб? – спокойно, но с нажимом спросил Нефёдыч, на которого Светлана тут же бросила «примиряющий» взгляд. Якоб обошёл костёр и чуть склонился перед Нефёдычем, протягивая к нему сведенные вместе ладони, где лежала какая-то то ли рогатка, то ли загогулина.