Завеса Звездной пыли и Жестокости
Шрифт:
– Притворись, что в тебе есть хоть капля такта, Никс. Не надо убиваться, но ты хотя бы можешь выглядеть не так, будто вместо похорон идешь на свадьбу. Ты же принц, ради всего святого.
Принц песков посмотрел на Никса прищуренными глазами, он поджал губы, пока рассматривал своего друга с немалой долей разочарования – выражением, которого он не страшился за то, что то изуродует его красивое загорелое лицо. Оно не изуродовало. Оно странным образом ему шло.
– Конечно, я убит горем, – произнес Никс, хотя ни один миллиметр его воодушевленного тела не был отмечен даже намеком на эту эмоцию. – Мне просто
Он жадно посмотрел на моток проволоки, сосредоточенно наблюдая за тем, как я обматываю ее вокруг серебряного браслета, один виток за другим.
И не он один.
Воздух позади меня скис от далекой насмешки Калдамира.
Я чуть не забыла, что и он был здесь. Чуть.
Я не хотела смотреть на него, но не могла этого избежать, ведь остальные взгляды переместились с меня на горного принца, который наконец поднялся со своего места у стены, прижал руки к хрусталю и усмехнулся.
– Вы серьезно бросите меня здесь? В такой момент? Я имею право скорбеть вместе со своим народом. Это предательство.
Не успела я ответить, как Сирен преодолел расстояние, отделявшее его от камеры, и встал нос к носу с принцем.
– Стоило тебе об этом подумать до того, как пытался убить одну из твоего народа. За свой поступок ты предстанешь перед судом, скорее раньше, чем позже. Может, это и предательство, но у нее было право предать тебя после того, что ты с ней сделал.
В этот момент взгляд Калдамира скользнул ко мне. Я жалела, что вовремя не отвернулась, не отвела глаза до того, как увидела презрение, которое он ко мне испытывал.
Но я увидела не презрение, что почему-то было гораздо хуже.
Это была боль.
Тон Калдамира изменился. Смягчился, слегка, как и покатость плеч, словно он освободился от борьбы.
– Проще совершить преступление, если никогда не придется предстать перед судом, встретиться с ними лицом к лицу.
Сирен просто моргнул, спокойно.
– Ты прав, Калдамир, в этом мы и различаемся, – в ответ произнес он. – Тебе придется предстать перед судом. А я… я и есть суд.
Усмешка снова появилась на лице Калдамира.
– Легко говорить, когда заседания не проводились пятьсот лет и, насколько нам всем известно, никогда больше не проведутся. Правда бросите меня гнить здесь вечно и откажете в праве скорбеть?
– Праве? У тебя нет прав, – фыркнул Сирен. – И ты ошибаешься, снова. Суд уже был созван. Ты предстанешь перед ним раньше, чем думаешь. Больше никаких ожиданий, с тебя хватит… и с меня тоже.
Он отвернулся от принца и протянул мне руку.
– Делфина, пойдем. Стража проводит твоих принцев за нами, но мы не можем больше мешкать. Нам пора на похороны.
Глава тридцать первая
Делфина
В похоронном зале мелькали тени, как от темных клякс одетых в черное фейри, так и от мягкого дыма тысячи свечей.
Тропинка, ведущая к залу, вилась сквозь город, который у меня еще будет время изучить, вверх по крутым горным стенам напротив дворца, где давящее ничто встречалось с Элизией. К нашей процессии присоединялись, сперва понемногу, затем все больше. Толпы фейри становились плотнее, чем ближе мы подходили к похоронному залу, темные фигуры добавлялись к потоку тел, а затем разлились в зале с высоким потолком.
Он был вырезан в самой горе, длинный край вел на балкон, уходящий в ночное небо. Потолок был так глубоко врезан в гору, что без света сфер, которые до сего дня парили по темным коридорам мира, потолки просто исчезали во мраке.
Он был своего рода холодным, беззвездным небом.
В воздухе висела не просто тяжесть. Ужас. Страх. Сомнение.
Никто не повышал голоса выше едва слышного бормотания или шепота. Никто не задерживался надолго на одном месте.
Если бы не Сирен, шедший рядом, и не трое принцев, следовавших за нами, я бы чувствовала себя голой без тени моего серебристого плаща. Но здесь, с недавно провозглашенным верховным королем, в мою сторону осмеливались лишь бросать взгляды.
Сирен ясно дал понять, что думает обо мне, и несмотря на шевеление внутри меня, появлявшееся каждый раз, как я смотрела на фейри, которого снова подпустила слишком близко, я была благодарна. Если бы не он, я бы совершенно точно стала той фейри, чьей смерти мы ждали. Нужен был лишь достаточно смелый фейри – или достаточно глупый, – чтобы понять, смогут ли они испытать судьбу, собравшую нас здесь.
В отличие от человеческих похорон, фейри не дожидались смерти, чтобы собраться. Никто не говорил слова памяти, никакого величайшего проявления грусти. Вместо этого элизийские фейри просто собирались вместе, дожидаясь того момента, когда потухнет бессмертная звезда, и они становились тому свидетелями вместе. Их интересовало не тело, которое вскоре начнет разлагаться, одетое и набитое, как ужасная кукла, выставленная напоказ. Нет. Они наблюдали за смертью. Они разделяли эту последнюю искру жизни вместе и вместе же наблюдали, как она затухает.
Это был один из величайших даров звездных фейри.
Как и Озеро Сомнений, однажды направившее меня к ним, и браслеты, обрамлявшие запястья трех принцев, это была непоколебимая магия. Она не приходила и не уходила с чарами, которые Сирен вдруг побоялся потерять. Она была такой же прочной, как и звезды, сиявшие с балкона, где ждали шестеро остальных королей.
По крайней мере, это мне пытался объяснить Сирен.
Я знала, что должна увидеть это собственными глазами, чтобы поверить; к счастью или к несчастью для меня, этот момент почти настал. Меня охватил холод, от которого я не могла избавиться, ужасное чувство, что то, чему я стану свидетельницей, меня изменит.
И не обязательно в лучшую сторону.
Сирен обещал показать, каково быть звездной фейри. Не думаю, что он знал, насколько точными были его инструкции.
Единственные взгляды, которые осмеливались задерживаться на мне дольше мгновения, не говоря уже о сиявшем в них презрении, принадлежали королям на другой стороне балкона, к которой вел меня Сирен. Стражники, освобождавшие проход перед остальным двором, обменялись взглядами, но, хоть и переминались неуютно с ноги на ногу в своих доспехах, они не осмелились противостоять верховному королю, который привел меня с собой. Стражники, несущие символ, небольшой армией выстроились вдоль зала, их внимательные взгляды обратились к толпе.