Завеса Звездной пыли и Жестокости
Шрифт:
Странно было снова видеть их на моей стороне, защищающих меня, а не охотящихся за мной. Сирен был прав. Мне еще предстояло научиться им доверять, но я не была уверена, что когда-нибудь научусь.
Но ведь я уже не в первый раз говорила так о фейри, и посмотрите, куда меня это завело.
Я бросила взгляд украдкой на принцев, прежде чем позволить Сирену провести меня, чувствуя приступ гордости за то, что мне удалось выманить Никса из тюрьмы, в которую он сам себя посадил. Конечно, я была далека от того, чтобы простить любого из принцев за то, что они собирались сделать со мной, но время странная
По отдельности я уже была не так уверена.
Ночное небо было здесь так близко, что грозило поглотить нас целиком. Мы стояли не просто под ним, но внутри него, черные шелка сливались с темнотой, притягивали ее.
Хоть часть меня и страшилась прикосновения Сирена и того, как он на меня влиял, я поймала себя на том, что прижимаюсь к нему ближе, когда мы предстали перед остальными королями Элизии. Если бы мне пришлось отпустить его, я чувствовала, что меня засосет в этот чернильный мрак, из которого я уже не вернусь. Небо было моим омутом, а фейри, стоявший рядом, король, который крепко меня держал, был моим якорем.
Террек первым из королей склонил голову, остальные мгновение спустя последовали его примеру. Что бы они ни думали обо мне, их почтение к верховному королю осталось неизменным.
А если и нет, то они умело это скрывали.
– Вы как раз вовремя, – сказал Террек, когда он выпрямился во весь рост, голос его прозвучал необычно хрипло. – Нам надо подготовиться.
Сирен склонил голову, жар его дыхания шевелил волоски у меня на затылке.
– Стой очень-очень тихо, когда все произойдет. Не шевелись, что бы ни случилось.
Я приоткрыла губы, подняла глаза, ища его, но на объяснения времени не было.
Вместе семеро королей ступили навстречу тьме, головы медленно вытянулись вверх, вглядываясь в глубины черного неба. Они стояли в ряд, вне досягаемости друг друга. Как только их головы запрокинулись, глубокая тишина опустилась на фейри у нас за спиной. Они прижались ближе, живое море пододвинулось, чтобы посмотреть сквозь арки, обрамлявшие край неба. Мы были окружены, море тьмы грозило поглотить нас с одной стороны, сокрушительное море фейри – с другой. Даже стражникам сложно было уследить за толпой, и я не могла их в этом винить.
Ведь черное небо начало меняться, и вдруг оно уже не было черным.
Мы даже не стояли в Элизии.
Я стояла наедине с Сиреном, вцепившись в него, в месте, которое слишком хорошо знала.
Я стояла в Алдерии, и не где-то.
Я была дома. По-настоящему дома.
Глава тридцать вторая
Делфина
Если это фокус, то очень убедительный.
Жестокий фокус.
Самый жестокий из всех.
Были времена, когда возращение домой, в этот коттедж, наполняло меня ужасом, но никогда еще не испытывала я такого ужаса. Я была поражена до глубины души, приросла к месту, хотя все инстинкты умоляли мое тело бежать. И я бы сбежала, если бы Сирен не сжал мою руку крепче.
Я хотела посмотреть на него, отыскать на его лице хотя бы намек на то, какого черта происходит, но не могла. Ведь в тот момент я увидела то, что было передо мной, здесь, в месте, которое когда-то звала домом.
Привычнее низкого потолка над головой, пересеченного лучами света, были только сжавшиеся тела передо мной. Мне потребовалась секунда, чтобы их узнать, потому что их лица я меньше всего ожидала сегодня увидеть, но еще и потому, что, хоть я их и знала, двух самых важных не хватало.
Иксора.
Дрей.
Нейрис.
Передо мной стояла приемная семья, так тесно прижавшись, что они касались друг друга плечами. По другую сторону от них кто-то что-то бормотал, но я не слышала, что именно. Я хотела позвать их, но почему-то знала, что не стоит. Секундой позже, не успела я и в самом деле задуматься, где же мои брат и папа, как поняла, почему же.
И где находился по крайней мере один из них.
От чего-то, что пробормотал голос, плечи Нейрис поникли, рука взметнулась вверх, прикрывая рот. Она отвернулась, отрываясь от детей и являя взору того, кто тихо, отрывисто бормотал по другую сторону от нее.
Мой папа.
Я едва его узнала, а может, просто отказывалась узнавать. Это был он, но в то же время и не он. Тело было его, но… но оно было неправильным.
Оно было одновременно и слишком твердым, и слишком мягким. Кожа слишком холодной и слишком синей. Глаза, полуприкрытые, слишком медленно моргали.
Тело было его, но оно было неправильным, потому что он умирал.
Это зрелище должно было меня опечалить, но вместо этого я ощущала лишь ужасающую пустоту. Я не отводила взгляд от его слабо вздымающейся груди, приоткрытых изогнутых губ, шептавших слова, которые я никогда не услышу, а я не чувствовала… ничего.
Мой отец лежал при смерти передо мной, но мне было все равно.
Как будто заметив это, Сирен еще крепче сжал мою руку, и я наконец позволила себе поднять на него взгляд. Он был чересчур зачарован тем, что предстало перед его взором, и впервые я смогла заглянуть под ту идеальную маску, которую он носил.
Ужас, который я увидела на его лице, лишь усилил мое чувство вины.
Сирена, никогда даже не встречавшего моего отца, не говоря уже о том, что он не был рожден и воспитан им, это зрелище потрясло гораздо больше, чем меня. И все же пока медленно тянулись мгновения, а последний шепот отца стихал, как бы я ни пыталась, не могла отыскать в себе даже зернышка печали. Я знала, даже не подходя ближе, что слова, произнесенные шепотом, предназначались не мне. Я знала, что его сожаления, если он о чем-то жалел, не относились ко мне. Сомневаюсь, что в его воспоминаниях, которые, как говорят, проносятся перед глазами в последние минуты, было место мне.