Завещание Джеффри
Шрифт:
— В холодильнике полно лимонада. И ничего другого.
Напарник снова молча кивнул.
— Что ж, покатили, — пробормотал Таннер, услышав заработавший двигатель машины номер три, и отжал сцепление.
3
Они ехали молча на протяжении получаса. Потом Грег произнес:
— Это правда, что сказал Марлоу?
— Какой еще Марлоу?
— Который ведет другую машину. Ты пытался убить нас? Ты в самом деле хотел
Таннер засмеялся:
— Верно. Угодил в точку.
— Почему?
— А почему бы и нет? — помолчав, ответил Таннер. — Я не рвусь умирать. Лично мне хочется отодвинуть это событие как можно дальше.
— Но если мы не дойдем, половина народу на континенте погибнет! — воскликнул Грег.
— Когда вопрос стоит «я или они», то «я» мне как-то ближе.
— Откуда только берутся такие, как ты…
— Тем же образом, что и остальные, — усмехнулся Таннер. — Сперва двое забавляются, а потом кто-то расхлебывает.
— Что они тебе сделали, Черт?
— Ничего. А что они сделали для меня? Тоже ничего! Что я им должен? То же самое.
— Зачем ты избил своего брата?
— Не хочу, чтобы он подох по собственной глупости. Ребра срастутся, а вот смерть — штука непоправимая.
— Я не о том… Разве тебе не плевать, если он загнется?
— Он хороший парень. Но сейчас зациклился на своей девочке и валяет дурака.
— Ну а тебе-то что?
— Я же сказал: он мой брат и хороший парень. Он мне по душе.
— То есть?
— О, черт подери! Мы с ним немало повидали, вот и все! Что тебе от меня надо?
— Просто любопытно.
— Отвяжись! Подыщи другую тему, если хочешь говорить, ясно?
— Ясно. Ты здесь уже бывал?
— Да.
— А дальше к востоку?
— Я доезжал до самой Миссисипи.
— Ты знаешь, как перебраться на тот берег?
— Вроде бы. У Сент-Луиса сохранился мост.
— А зачем ты так далеко забирался?
— Хотел посмотреть, что там творится. Я слышал дикие истории.
— И на что это похоже?
— На кучу хлама. Сожженные города, огромные воронки, обезумевшие звери, люди…
— Люди? Там есть люди?
— Если можно их так назвать. Все чокнутые. Бродят в каких-то лохмотьях или в шкурах, а то и голышом. Швыряли в меня камнями, пока я не пристрелил парочку. Только тогда оставили меня в покое.
— Давно это было?
— Лет шесть — семь назад. Я совсем юнцом был.
— И никому не рассказывал?
— Рассказывал. Двум дружкам. Больше меня никто не спрашивал. Мы собрались отправиться туда за девочками, но ребята струхнули.
— А что бы вы с ними сделали?
Таннер пожал плечами:
— Не знаю. Продали бы, наверное.
— Вы там действительно… ну, продавали людей?
Таннер снова пожал плечами.
— Бывало, — бросил он. — До Рейда.
— Как ты ухитрился остаться в живых? Говорят, тогда никто не ушел.
— Я сидел. За бандитизм.
— А чем занимался, когда тебя выпустили?
— Позволил себя перевоспитывать. Мне дали работу — развозить почту.
— А, я слыхал. Правда, только сейчас догадался, что речь шла о тебе. Вроде сначала все складывалось хорошо — ты даже шел на повышение. А потом избил начальника и потерял работу. Как это получилось?
— Он вечно поддевал меня по поводу прошлого, вспоминал мою старую банду с Побережья… Ну и в один прекрасный день я велел ему заткнуться. Он расхохотался, и я жахнул его цепью. Выбил у ублюдка передние зубы.
— Дела…
— Я был у него лучшим водителем. Никто больше не соглашался ходить на Альбукерке, даже сегодня не соглашаются. Разве уж совсем припрет с деньгами.
— Ну а пока ты ездил, нравилось?
— Да, я люблю водить.
— Тебе, наверное, следовало попросить перевода, когда он стал приставать.
— Знаю. Сейчас бы я, пожалуй, так и сделал. А тогда я был совсем бешеный.
— Если мы дойдем до Бостона и вернемся назад, тебе наверняка удастся получить это место. Ты бы согласился?
— Во-первых, — сказал Таннер, — я не думаю, что мы дойдем. А во-вторых, если нам все-таки повезет и если там еще есть люди, я вряд ли вернусь обратно.
Грег кивнул:
— Разумно. Ты будешь героем. И никому не известно твое прошлое. Ты сможешь неплохо устроиться.
— К черту героев… — процедил Таннер.
— А я вот вернусь. У меня старуха мать и орава братьев да сестер, о которых надо заботиться. И девушка.
Небо постепенно бледнело, и Таннер увеличил яркость экранов.
— Расскажи мне про свою мать.
— Она у нас хорошая. Вырастила семерых. А сейчас у нее тяжелый артрит… Днем она работала, но всегда готовила нам еду, а иногда приносила что-нибудь сладкое. Шила одежду, играла с нами, бывало, вспомнит о довоенных временах…
— А твой старик? — после короткого молчания спросил Таннер.
— Он сильно пил, часто сидел без работы. Но никогда не дрался. Погиб, когда мне и двенадцати не было.
— И теперь обо всех заботишься ты?
— Да. Я старший.
— Чем ты занимался?
— Работал на твоем месте. Возил почту в Альбукерке.
— Не шутишь?
— Нет.
— Будь я проклят!.. Горман все еще инспектор?
— Ушел на пенсию в прошлом году, по инвалидности.
— Черт побери, забавно! Послушай, ты там, в Альбукерке, никогда не бывал в баре «У Педро»?