Завещание Инки
Шрифт:
— Господи, как же устроен мир! — сказал Отец-Ягуар. — Вот умер человек, а я не могу не думать о том, что он мятежник и предатель и получил от судьбы справедливое возмездие. И это действительно так.
— По крайней мере, одно доброе дело он сделал, — отозвался Ансиано. — Теперь мы точно знаем, что Антонио Перильо — убийца моего господина. Я буду идти по его следу и днем и ночью, как собака-ищейка, пока не найду и не растерзаю!
— Теперь, после того, как мы узнали, что они стремятся в Барранку-дель-Омисидио, нет смысла идти по их следам. Мы отправимся туда же, куда и они, но своим путем, и дождемся их там.
— А если они окажутся там раньше нас?
— Это невозможно.
— Но это вовсе не значит, что они не смогут раздобыть себе где-нибудь случайно других лошадей.
— Это ты верно заметил. И все же я уверен: из ста возможных вариантов дальнейшего развития событий в девяносто девяти мы прибудем на место раньше них! Возвращаемся в долину! К сожалению, у нас нет времени, чтобы по-человечески похоронить капитана Пелехо, но его лошадь надо тем не менее забрать.
И он, изловив лошадь капитана, привязал ее поводья к упряжи своей лошади, а Ансиано в это время снял с убитого его оружие.
Когда они вернулись в долину Высохшего озера, там все было спокойно, во всяком случае, у входа в долину. Но в этой тишине ощущалось что-то странное… Командовал отрядом, занявшим позицию перед каменными воротами — скальным проходом в долину, — Прочный Череп. Когда Отец-Ягуар спросил его, как обстоят дела, вождь ответил так:
— Все получилось так, как вы и предполагали, сеньор, мы победили.
— Я что-то не очень хорошо тебя понимаю. Скажи мне тогда вот что: вы стреляли?
— Да, несколько раз, — с тем выражением лица, с которым нашкодивший мальчишка врет учителю, желая преуменьшить свою вину, ответил Прочный Череп.
— Но почему?
— Абипоны всегда были и остаются нашими заклятыми врагами. И они настроены были уничтожить всех нас, до последнего человека.
— Но вы же могли одержать над ними победу без единого выстрела. Как же это вышло? Я ведь приказал Херонимо избегать кровопролития! Ансиано, пойдем взглянем, что они там натворили.
И они, пришпорив лошадей, быстро миновали каменные ворота в долину. Увы, им открылась совершенно не та картина, которую ожидал увидеть Отец-Ягуар. Камба заняли круговую оборону, готовые открыть огонь в любую минуту. Неподалеку от правой скалы, обозначающей вход в долину, там, где до своего неожиданного отъезда стоял сам Отец-Ягуар, теперь кружили на лошадях Херонимо и остальные белые. Доктор Моргенштерн и Фриц были также среди них.
Абипоны столпились возле маленького озерка: сносили в одно место убитых, ухаживали за ранеными. Едва ли половина из них уцелела. Если до сих пор у Хаммера оставалась все-таки небольшая надежда, что, может, все обошлось действительно несколькими убитыми, то теперь она рухнула, и на том месте в его душе, где лежали обломки этой надежды, начал подниматься страшный, неудержимый гнев.
— Херонимо! — во всю силу своих легких прокричал он. — Почему не выполнен мой приказ?!
— Я ничего не мог поделать с камба, — ответил тот виновато.
— Да, я понимаю, что все это спровоцировал выстрел это злосчастного дурака лейтенанта Берано, убившего верховного вождя абипонов. Но еще не поздно остановиться. Пошли к ним парламентера. Только без оружия!
Как только парламентер ушел, Отец-Ягуар обратился к доктору Моргенштерну. По-немецки, естественно, потому что разговор предстоял откровенный и малоприятный, и аргентинцам совершенно не обязательно было быть в курсе разногласий земляков. Отец-Ягуар спросил ученого:
— Объясните мне, пожалуйста, герр доктор, как это так вышло, что вы оказались здесь, да еще, как я понял, после того, как снова побывали в руках врага? Какая причина заставила вас нарушить мой приказ?
— Причина
— А я думаю, что она заключается в вашей поистине удивительной безалаберности и нежелании думать об общих интересах, а не только о своих собственных! Было бы, право, странно, если бы вы в конце концов не оказались в плену! Какой-то, знаете ли, странной разновидностью храбрости вы обладаете: она приносит нам одни только неудачи.
82
Strenuitas — деятельный характер, рвение, усердие, бодрость, проворство (лат.).
— Вы не правы, герр Хаммер! — вмешался Фриц. — Храбрость, она и есть храбрость, у нее не бывает разновидностей. А почему вы, собственно говоря, решили, что мы были в плену?
— Хм! Значит, я ошибся и вы с гамбусино просто вели светскую беседу, так, что ли?
— Во всяком случае, в плен он нас не брал. Напротив, это мы привели его в ловушку.
— Вы привели его в ловушку? Ладно, пошутили и хватит! Учтите, отныне вы и шагу не сделаете без моего ведома, дорогие земляки! Вообще-то с вами следовало бы обойтись построже, но благодарите Бога, что сейчас у нас есть заботы поважнее: начинаются переговоры с абипонами. Видите, ко входу в долину приближается Прочный Череп, а с другой стороны, из скального прохода, выезжают индейцы из окружения погибшего вождя абипонов.
И Отец-Ягуар поспешил присоединиться к Прочному Черепу. Обратившись к абипонам подчеркнуто корректным и доброжелательным тоном, он объяснил им прежде всего, что вождь Бесстрашная Рука погиб в результате нелепой случайности, по вине глупого и злого человека, уже казненного за это. Затем он привел массу аргументов в пользу того, что в интересах абипонов заключить мир с камба, союз же с гамбусино и ему подобными грозит им одними только бедами и несчастьями, в чем они уже смогли и сами убедиться. Его слова произвели впечатление на абипонов: уж что-что, а действие альтернативы «выгодно — невыгодно» они пронимали, к тому же им отчасти льстило то, что о примирении с камба их просит такой легендарный в Гран-Чако человек, как Отец-Ягуар, и, посовещавшись, они решили, что самое разумное — заключить мир с камба.
Итак, инцидент можно было считать исчерпанным. При этом камба не потеряли ни одного воина. А кое-что даже и приобрели: лошадей и быков, принадлежавшим абипонам, а еще раньше, естественно, белым людям, у которых они были украдены. Эта контрибуция была также оговорена на переговорах, которые блестяще провел Отец-Ягуар.
Глава XVII
МЕЧТА ДОКТОРА МОРГЕНШТЕРНА СБЫВАЕТСЯ
Решение о перемирии вызвало равное чувство облегчения и у одной, и у другой еще недавно враждовавших между собой сторон. Но, что касается открытого выражения эмоций, тот тут получились две совершенно противоположные картины. Что, в общем-то, естественно: все же одни ощущали себя победителями, а другие побежденными. Камба веселились и на все лады восхваляли мудрость Отца-Ягуара. Абипоны же, обходясь минимумом слов, сидели возле своих убитых и ухаживали за ранеными. Ночь и те, и другие собирались провести в долине, наутро же абипоны должны были уйти из нее, оставив только тех, кто не мог самостоятельно держаться в седле, на попечение камба, чтобы потом, по истечении времени, необходимого для выздоровления, вернуться за ними. Такова была еще одна договоренность бывших врагов.