Завещание Инки
Шрифт:
— Дело дрянь! Мерзавцы хотят отсечь нас от леса. Быстро забирай все, что можешь, из своей сумки, прыгай с лошади и чеши вон к тем кустам! Встретимся там!
Перильо все так и сделал. И вскоре они оба уже были за барьером зарослей. Тореадор устремился дальше в дебри, но гамбусино, взяв его за рукав, задержал напарника:
— Ты что, думаешь Отец-Ягуар настолько глуп, что пойдет прямиком на наши пули? Нет, сюда он не сунется, так что не спеши, отдохни, нам теперь надо как следует пораскинуть мозгами.
И все же они заняли оборонительную позицию, улегшись с ружьями наизготовку.
— Видишь, я был прав, — сказал гамбусино, — не сунутся они сюда.
— Что ж, прав и прав, очень хорошо, но мне кажется, не в этом дело. Я вообще, откровенно говоря, не понимаю, чего это мы их так испугались? Нас же было трое, а их двое.
— Ты говоришь так только потому, что плохо знаешь Отца-Ягуара. А я тебе скажу, что он — лучший стрелок из всех, кого я видел, а я водился, как ты, наверное, догадываешься, с парнями, которые прошли огонь, воду и еще кое-что пострашнее.
— Хорошо, ты меня убедил, подождем здесь, пока они уйдут, и сразу же — дальше!
— Какой ты, однако, прыткий! А где наши лошади?
— Да вон же, вон, бродят совсем неподалеку.
— Да я вижу их не хуже тебя. Только Отец-Ягуар их нам не оставит. Придется нам, как пить дать, тащиться к Барранке-дель-Омисидио на своих двоих.
Прогремело два выстрела. Это Хаммер уложил покинутых седоками лошадей, как совершенно правильно предположил Бенито Пахаро. И насчет того, что Отец-Ягуар поостережется приближаться к лесу, он тоже угадал. Но бедный Ансиано! Когда Хаммер объяснил ему, что надо прекратить погоню потому, что они становятся для засевших в лесу отличной мишенью, старик совсем пал духом.
— Неужели мы их упустим? — спросил он растерянно.
Отец-Ягуар ответил не сразу. На лицо его набежала тень мрачного раздумья, он опустил голову, на щеках его заходили желваки, он заскрежетал зубами и сказал, произнося слова через коротенькие паузы, словно каждое из них давалось ему с огромным трудом:
— Нам не остается ничего другого, как прекратить преследование.
— Но как же это? Почему? Я ведь должен отомстить Антонио Перильо!
— А я — Бенито Пахаро! Но сейчас наше положение таково, что малейшая оплошность с нашей стороны, да просто даже какая-нибудь непредвиденная случайность могут стать для нас роковыми.
— Надо что-то придумать! Сеньор, вы же такой изобретательный, такой хитроумный, неужели вы не сможете переиграть этих тупых убийц?
— Дело не в этом. Наберись немного терпения. Нам необходимо выждать, пока они удалятся отсюда, а потом уже мы пойдем по их следам. При таком раскладе у нас будет гораздо больше шансов на удачу, а сейчас у нас их вообще, пойми, просто ноль. Кроме того, нам необходимо вернуться к нашим товарищам. А далеко эти двое все равно не уйдут. Пешком, я имею в виду.
И после этих слов Хаммер двумя меткими выстрелами уложил лошадей негодяев, к чему гамбусино, хорошо изучивший своего противника, как мы уже знаем, был готов и отнесся стоически.
— Возвращаемся к капитану Пелехо. Возможно, он еще жив, этот парень наверняка знает много всего такого, что для нас сейчас крайне важно.
И он повернул свою лошадь. Но Ансиано последовал
Когда они подъехали к капитану, он нашел в себе силы даже приподняться, хотя и потерял много крови, которой пропиталась вся трава вокруг него. Отец-Ягуар и Ансиано спешились и склонились над Пелехо. Лицо его было без единой кровинки, глаза глубоко запали, он силился произнести какие-то слова, но это давалось ему с огромным трудом. Словом, капитан был уже, что называется, «не жилец». Из последних сил он зажимал свою рану в груди, но кровь все равно сочилась быстрыми струйками между его посиневшими пальцами… И все же первое, что сделал Отец-Ягуар, это распорол его мундир и осмотрел рану. Никаких шансов выжить у капитана не было, и он понял это по выражению лица своего недавнего противника.
— Оставьте, это… сеньор… — еле слышно пробормотал он. — Эта пуля уже забрала мою жизнь…
— Вы — мужественный парень, капитан, — сказал Отец-Ягуар. — И я не стану скрывать от вас, что жить вам осталось… несколько минут. Может быть, вы хотите как-то облегчить свою совесть перед смертью? А если у вас есть какое-то желание, обещаю, что я его непременно выполню…
— Же… Желание… Да! — неожиданно энергично ответил капитан Пелехо, и в глазах его мелькнула какая-то недобрая искра. — Отомстите за меня этому проклятому гамбусино, сеньор…
— Обещаю вам это. Тем более, что и у меня есть свой личный счет к этому мерзавцу. Но помогите и вы мне. Знаете ли вы что-нибудь о планах гамбусино и эспады?
— Для них… — Капитан снова сложил руки на своей ране, заткнув ее, что дало ему еще несколько мгновений жизни. — Для них весь этот поход и сражение с камба не имеют никакого значения. Во всяком случае, в последнее время, когда они думают только лишь о большом богатстве, спрятанном в горах…
— Где именно?
— Где-то в районе Салины-дель-Кондор, в каком-то ущелье.
— А поточнее вы не могли бы сказать?
— Силы покидают меня. В голове все помутилось, Сейчас, сейчас…
— Может быть, они упоминали о Барранке-дель-Омисидио?
— Да… Да!
— Там спрятаны какие-то сокровища?
— Да, и огромной ценности. Это сокровища инков…
— Откуда гамбусино узнал о них?
— Ему рассказал эспада. Он выследил одного индейца, который в ночь полнолуния спускался в Барранку, а утром вернулся оттуда с несколькими ценнейшими золотыми вещицами.
— Когда это случилось?
— Этого я не знаю.
— Что было дальше с этим индейцем?
— Он убил его… ограбил… и снял с него скальп…
Хаммер взглянул на Ансиано. Тот молчал, храня непроницаемое, словно у изваяния, выражение лица. И Отец-Ягуар снова спросил капитана:
— Был ли Перильо в Барранке после убийства индейца?
— Был… Но ничего не нашел. Вот поэтому-то он и взял в компанию гамбусино. Тот все же немного поумнее его будет…
Умирающий проговорил что-то еще, но голоса его уже совсем не было слышно. Ладони его, как ватные, медленно отвалились от раны, глаза напряженно глядели в одну точку. Потом судорога пробежала по всему его телу, и он замер. Уже навеки…