Завещание Петра Великого
Шрифт:
20 октября достигли залива Красная Вода, где Бекович заранее решил основать крайнюю приморскую крепость. У полуострова Дарган князь приметил бухту, далеко простирающуюся в твердую землю с северной стороны полуострова, приняв ее за пролив, а полуостров за остров. Выбор Красной Воды был не случаен, ведь согласно расчетам князя, неподалеку было старое устье Амударьи.
Вдоль побережья Красных Вод сплошь безжизненные песчаные холмы, дальше горы. Местами на поверхность выступали беловатые пятна солончаков, и при всем этом не имелось даже признака зелени. Общий вид был на редкость уныл и безрадостен. Ежедневно под вечер на глади залива появлялась мелкая зыбь, делаясь все больше и больше – это из горного ущелья на простор Каспийского моря вырывался горный ветер.
С
– Без песка реки не бывает! – заявил он многозначительно.
Едва с суда начали сгружать солдат и грузы, нетерпеливый Бекович с братьями снова отправился искать устье золотоносной реки. Надо ли говорить, что если что-то очень хочется отыскать, то оно всегда отыщется. Уже через день князя известили, что старое русло Амударьи найдено. Бекович поспешил лично увидеть находку. И точно, совсем рядом с берегом расположились несколько глубоких оврагов, на дне которых сыскалась целая горсть морских ракушек. Бекович сунул ракушки в карман. Все! Старое русло он видел своими глазами, а карманы полны доказательств. Это значит, что совсем недалеко за барханами течет и новое, перегороженное плотинами русло загадочной реки.
– Нахождение здесь Амударьи можно считать доказанным! – пафосно объявил кабардинский князь. – Хивинцы отвели русло к сэбе, но я в следующем году вэрну его в старое ложе, после чего мы будем черпать золото лопатами!
Речь азартного князя, однако, особого энтузиазма ни у кого не вызвала. Ошибся в своих оценках Бекович, или это был намеренный обман, так и осталось неизвестным. Кстати, Кожин однозначно посчитал, что это был сознательный обман.
На берегу Красной Воды была заложена третья крепость – Красноводская. От крепости Красноводской до предыдущей Александровской по морю выходило ровно триста верст.
Встретившиеся с Бековичем, Кожин и Давыдов доложили, что Давыдова не впустили в Астрабад по случаю бывшего тогда бунта в Персии (так, по крайней мере, мотивировал свой отказ астрабадский наместник). Как и можно было предположить, разговор между Бековичем и Кожиным проходил на повышенных тонах. Оба не забыли старые взаимные обиды. Бекович, разумеется, был раздражен невыполнением поручиком своего поручения. Все доводы Кожина он отвергал категорически, грозя арестом. Еще большее раздражение Бековича вызвал доклад Кожина о том, что никакого свежего заброшенного русла на берегу Каспия нет, а есть остатки очень древней реки, следовательно, нет и никакой мифической плотины, это русло перекрывшей.
Несмотря на все аргументы флотского поручика, кабардинский князь остался уверенным в том, что река была совсем недавно отведена узбеками и что он непременно откроет это, когда следующим летом пойдет из Астрахани с казаками и драгунами сухим путем мимо Аральского моря. Что касается Кожина, то с ним надлежит разобраться по всей строгости за его дерзость и своеволие после возвращения в Астрахань.
– Почему не отправил Давыдова к хану астрабадскому? – топал ногами рассерженный Бекович.
– Сей вопрос не ко мне, а к хану, который отказал в пропуске посла по причине происходящего бунта в Персии, – в который уже раз повторял поручик. – Да и в Бухаре, если верить правителю астрабадскому, Давыдова не ждет никто, кроме палача.
– А почему я об этом ничего не знаю? – ярился Бекович.
– Это как же я тебе об этом мог сообщить, чайку, что ли, с запиской послать? – искренне возмутился Кожин. – Да и мои полномочия никак не меньше твоих, а потому я нынче сам себе голова!
Схватился в ярости Бекович за свою кавказскую саблю, но в последний момент рубить голову поручику все же передумал. Кто его знает, может, и на самом деле царь ему какую-то секретную бумагу дал. Лишишь такого головы, а потом самого на дыбу потащат. Бросил саблю в ножны, выругался и выскочил из каюты наверх, чтобы на свежем воздухе охолониться.
Всем происшедшим был удручен и Кожин. Ведь это ему, а не Бековичу царь велел в будущем, после обнаружения плотины Амударьи, отделиться от основного отряда и следовать в Индию. Теперь же по его изысканиям получалось, что Амударья вообще никогда в обозримом прошлом не втекала в Каспий и в ближайших пустынях ее нет, а течет река неизвестно где и неизвестно куда. Все изначальные умозаключения, рассчитанные именно на поиск на берегу Каспия устья Амударьи, рухнули, как карточный домик.
Что касается Кожина, то он во время перепалки фактически обвинил Бековича в преднамеренном обмане. Ну, а для чего ему обманывать? Да для того, чтобы погубить затеянное царское дело. Отсюда вывод – Бекович изменник! Надо ли говорить, что отношения между двумя доверенными лицами Петра обострились после этого до крайности. Впрочем, понимая сложность ситуации, оба эмоции свои все же сдерживали.
А неделю спустя появился в Красных Водах и посланный из Тупкарагана туркмен Ходжа Нефес с сопровождавшими его астраханскими дворянами Званским и Федоровым. Астраханцы объявили Бековичу, что Ходжа Нефес по прибытии на урочище, находящееся в двух верстах от Амударьи, привел их на земляной вал вышиной в полтора аршина, шириною в три сажени, а длиною пять верст, устроенный хивинцами будто бы для обращения Амударьинской в Аральское море, но сама река почему-то к валу вплотную не походит, поэтому однозначно сказать, плотина это или не плотина, сложно. Местные же жители ничего об этом также не знают и не помнят. Далее, по рассказу, Ходжа Нефес и его спутники поехали по караванной дороге из Астрахани на Хиву и на одиннадцатый день пути достигли реки Карагач – притока Амударьи. Не доезжая до реки Карагач, они видели развалины двух древних городов, лежавших поблизости от пресного озера. Но плотины, преграждавшей путь Амударье в Каспийское море, не видели и там. Проехав далее по земляному валу и степью еще двадцать верст, они прибыли к древнему руслу Амударьи, по которому ехали три дня до урочища Ата-Ибраима, где нашли мечеть и кладбище. На обоих берегах старого русла разведчики Бековича видели развалины прежних жилищ и следы проведенных к ним канав-арыков, но не более того. Дальше Ата-Ибраима они ехать уже побоялись, опасаясь погони хивинцев, а повернули прямо на Красные Воды.
Желая иметь достоверные сведения о существовании этого русла, князь Черкасский хотел было послать астраханского дворянина Тарасовскому с проводниками-туркменами осмотреть старое русло от Каспийского моря до урочища Ата-Ибраима, но туркмены дружно заявили, что ехать туда не желают и дорогу не покажут. Сколько Бекович с ними ни бился, сколько ни пугал, они так и не согласились.
К сожалению, и место для третьей крепости, как и для предыдущих, было выбрано Бековичем на редкость неудачно – от стоячей соленой воды шло испарение, делавшее местность нездоровой, к тому же ощущалась нехватка пресной воды, да и поблизости не было ни травы, ни леса. Окончание строительства и защита этого укрепления были поручены барону фон дер Вейдену. Вместе с ним тысяча солдат из полков Крутоярского и Руддерова. Опытный полковник начал строить крепость по всем законам фортификации с кронверком, рвом и валом. На валу выставили пушки. Однако с первого дня в гарнизоне начались болезни, которые затем только множились и множились. Пришлось думать уже не только о гошпитале, но и о кладбище…
После этого сам Бекович с оставшимися при нем Астраханским и Азовским полками, частью артиллеристов и морской командой, снятой с судов, решил возвращаться в Астрахань сухим путем – плыть по морю было уже слишком опасно. Перед самым отъездом Бекович приказал полковнику ежедневно посылать к оврагам солдат искать золото. Фон дер Вейден на это уныло кивал.
За день до выступления на север Бекович послал в Хиву двух своих послов – дворян Ивана Воронина и Алексея Святова – с письмом к тамошнему хану. Воронин со Святовым получили наказ «расположить в свою пользу хивинских сановников», для чего им были даны товары, предназначенные «в подарки». Они должны были уведомить хана, что князь Черкасский собирается ехать в Хиву послом; в то же время им вменялось в обязанность присылать с купеческими караванами донесения о том, что происходит в Хиве и окрестностях – что слышно, что видно, о чем можно догадываться.