Завещание профессора Яворского. Плата по старым долгам
Шрифт:
О книге она умолчала. Но дело было даже не в этом - Галина не поверила ей. Все, о чем она рассказала неторопливым, ровным полушепотом, было уже сказано Тамарой Зимовец, которая подхватила пущенную кем-то сплетню. Тем не менее, Лариса повторила ее почти дословно, не пощадив себя и не сделав никакой попытки оправдаться, очевидно, ничего другого придумать не успела...
– Надежда Семеновна знала о ваших отношениях с Толиком?
– Догадывалась.
– А Новицкий?
Лариса вспыхнула, да так, что запылали уши.
– Нет... То есть, возможно, знал... догадывался.
– Почему?
Она не ответила, отстранилась, опустила голову, и ее лицо снова накрыла волна рыжеватых волос.
"Ах вот в чем дело!
– подумала Галина.
– Как я раньше не поняла. Еще на автостоянке, не удержи ее Чижевская, она бы бросилась в драку, стала бы под нож. И не из любви к острым ощущениям, а потому, что Новицкому, ее Паше, угрожала опасность. И сейчас решила пожертвовать собой, лишь бы отвести от него беду..."
И, если до этой минуты у нее еще оставалось предубеждение к девушке, то сейчас оно исчезло, словно испарилось. Захотелось обнять ее крепкие плечи, по-дружески встряхнуть, сказать, что нечего тревожиться, переживать - все должно обойтись для ее Паши. Но тут же вспомнила Толика Зимовца и невольно отстранилась от Ларисы...
– Вечером 28-го у Толика при себе была книга "Медицинский Канон" Авиценны из вашей библиотеки.
– Книга?
– переспросила Лариса, видимо, для того, чтобы выиграть время, сообразить, как и что ответить.
– При чем тут книга?
– Не знаю, поэтому спрашиваю.
– У папы было больше семи тысяч книг, я не могу помнить все! раздраженно сказала девушка.
– Это ценная книга. В свое время Толик одел ее в кожаный переплет, это был его подарок Матвею Петровичу, - не отступала Галина.
– Может быть. Не знаю!
Она насупилась и Галина решила не настаивать - иначе у них не получится откровенный разговор.
Они подошли к ее дому, и Лариса подчеркнуто церемонно пропустила Галину вперед.
– Прошу вас.
Квартира была большой - пять просторных комнат, не считая холла, подсобных помещений, кухни; богатой - узорчатый паркет, лепные потолки, хрустальные люстры, ковры; ухоженной - все сверкало безукоризненной чистотой, в полированные поверхности сервантов, шкафов можно было смотреться, как в зеркала, а на ворсистые, причесанные подушки дивана, кресел даже неловко было садиться. Год назад, когда Галина пришла сюда впервые, это не бросалось в глаза, возможно потому, что во всех комнатах стояли высокие, под потолок, стеллажи с книгами и не было столько ковров, хрусталя. Теперь же не было стеллажей, а те немногие книги, что ровными шпалерами, подобранными по размерам и цветам переплетов, жались друг к другу за стеклами стилизованных под старину шкафов и полок, принужденно соседствуя с чайными сервизами, коллекциями вино-водочных бутылок, морских раковин, принадлежали скорее к комнатному интерьеру, чем к библиотеке. Только в кабинете покойного профессора все осталось, как прежде: заваленные книгами стеллажи, шкафы, старомодное потертое кресло, жестковатый диван, портреты Пирогова и Павлова, бюст Гиппократа, массивный письменный стол, чернильный прибор из потемневшей бронзы с
В доме никого не было, и Лариса провела Галину по всем комнатам, хотя та не просила об этом, показала даже ванную, выложенную цветным кафелем, кухню с навесными шкафчиками, газовой плитой, холодильником, посудомойкой и дверью, выходящей на внутренний балкон. Сказала с усмешкой:
– Вот как живут простые советские медики!
– Ваш отец был большим ученым, замечательным врачом и то, что ему предоставлялось, было заслуженно, - сочла нужным заметить Галина.
– Отец довольствовался кабинетом: там работал, там же спал. И я поначалу спала рядом - в холле, потому что боялась пустых комнат.
– Потом привыкли?
– Привыкла: стала ездить по ним на велосипеде - Паша надоумил.
– Сейчас не ездите?
– Смеетесь? Сейчас надо снимать туфли в прихожей, а еще лучше на лестничной площадке, чтобы не затоптать паркет, ковры... Нет, нет, не снимайте! Видите, я тоже не сняла. Сегодня можно позволить такую вольность.
– Надежда Семеновна не будет к нам в претензии?
– За порядком у нас следит тетя Аня. Но сейчас ей не до поучений...
В столовой Лариса открыла бар, взяла две непочатые красиво оформленные бутылки: с коньком и виски. Галина укоризненно посмотрела на нее.
– Считайте, что это начало переворота, - без тени усмешки сказала Лариса.
– Мачеха держит их для демонстрации гостям: не угощает, только показывает. А мы их пустим по прямому назначению: что не выпьем дворнику, газовщику отдадим. Они дяденьки пьющие, пусть отведают заморских зелий... Не беспокойтесь, всю ответственность беру на себя.
– Не много ли берете?
– строго спросила Галина, видя, что вслед за баром Лариса открыла сервант.
– Авось не надорвусь, - усмехнулась девушка, заваливая мельхиоровый поднос коробками с соблазнительными этикетками.
– Поминать так по всем правилам!
– Вас, кажется, больше занимает обрядовая процедура, - вырвалось у Галины.
Она хотела добавить: "чем смерть Толика", но вовремя сдержалась. Однако Лариса поняла ее, вспыхнула, нахмурилась, но глаз не отвела.
– А что прикажете делать? Кататься по полу? Рвать на себе волосы? Я делала так, когда умерла мама. Меня утихомирили тем, что предупредили: останешься без волос. Мне было десять лет, но я запомнила это предупреждение, и когда хоронили папу, уже не трогала свои кудри.
– Вы не так поняли меня, - смутилась Галина.
Лариса подхватила поднос и чуть ли не бегом направилась в свою комнату. Галина растерянно топталась в гостиной, не зная, как быть откровенного разговора никак не получалось. Зазвонил телефон. Лариса бросилась к аппарату, схватила трубку. Но выражение взволнованного нетерпения на ее лице тут же погасло, - звонил явно не тот человек, чей голос она надеялась услышать.
– Нет... Не знаю... Возможно... Пожалуйста.
– Положив трубку, она сказала, как бы объясняя свое разочарование: - Надежду Семеновну спрашивали, - а затем, очевидно, спохватившись, натянуто улыбнулась: Чего вы здесь остановились? Идемте ко мне...