Завещание профессора Яворского. Плата по старым долгам
Шрифт:
– Сменяла на стереомаг и десяток кассет с модными записями.
– Да вы знаете, сколько стоят эти книги!
– не могла успокоиться Галина.
– Теперь знаю: Паша объяснил так же, как и то, что я - дура.
– Боков не упоминал о средневековых лечебниках?
– Упоминал. Но, во-первых, эти лечебники куда-то запропастились, а во-вторых, папа завещал их институту, и я в любом случае не продала бы их.
– Как вы думаете, куда они могли исчезнуть?
– Не знаю. Когда папа умер, а он умер дома, - у нас перебывали сотни людей. Все могло случиться, нам тогда
– Какие еще книги завещал Матвей Петрович институту?
– Он много книг завещал. Когда ему стало совсем плохо, он позвал меня и Пашу, продиктовал список книг, которые следовало передать институту. Паша составлял список, а я брала со стеллажей книги, которые называл папа, и складывала их в шкаф.
– Не помните, какого числа это было?
– Это было в день его рождения - 14 декабря. Как раз пришел Толик поздравить его и принес в подарок этот самый трижды неладный "Канон". Папе было приятно, хотя у него был "Канон" ташкентского издания, что я показывала вам. Но книге, которую принес Толик, папа обрадовался, как ребенок: обнял, поцеловал Толика, велел Надежде Семеновне принести в кабинет - он лежал там - чай, пирог...
Этот эпизод объяснял многое. Но Ларисе было нелегко вспоминать о последних днях отца - на глазах у нее навернулись слезы - и Галина перевела разговор на другое.
– После драки на автостоянке вы виделись с Боковым?
Девушка снова подтянула колени к подбородку, ткнулась в них лицом, сказала, не поднимая головы:
– Он позвонил 1-го июля, сказал, что Толик умер, и теперь дело осложнится: будут судить не только Пашу, но и меня.
– Это он сказал, что вас должны арестовать?
– Он.
– И посоветовал уйти из дому?
– Пока он не уладит все. Намекнул, что у него есть знакомый в милиции, который обещал помочь. Но это не так-то просто и надо где-то перебыть день-два.
– Он сказал об этом тогда же - 1-го июля?
– Он звонил еще раз: сегодня где-то около часа дня.
– И посоветовал что говорить, если вас все-таки задержат?
Лариса промолчала.
– А каким образом он узнал о том, что произошло у ресторана?
– не отступала Галина.
– Об этом уже весь город знает!
– И все-таки?
– Я не говорила ему.
– Он ставил какие-то условия?
– Я сама сказала, что если он уладит это дело, я отдам ему все оставшиеся у нас книги...
В гостиной снова зазвонил телефон. Лариса вышла, не прикрыв за собой двери. Говорила достаточно громко, и Галина поняла, что она разговаривает с Надеждой Семеновной. Судя по всему, разговор шел о Новицком.
– Не звонил... Не знаю... Спрашивала, он тоже не знает... Я волнуюсь не меньше вашего... Ушла на дежурство... Несколько раз звонил какой-то тип... Вам типы не звонят? Значит, он ошибся номером...
На кухню Лариса вернулась сердитая: убирая со стола, загремела посудой, пнула ногой подвернувшийся под ногу табурет. Чтобы отвлечь ее от невеселых мыслей, Галина спросила первое, что пришло в голову:
– Почему вечером 28-го вы поехали с Новицким в "Сосновый бор"? Был какой-то повод?
Лариса испытывающе посмотрела на нее, но ничего, кроме участливого интереса,
– В тот день у Паши была сложная операция, - надев передник и открыв краны посудомойки, начала рассказывать Лариса.
– На третьем часу у больного остановилось сердце. Вы не знаете, что это такое, а я знаю - отец рассказывал, в его практике бывали такие случаи. Тут может быть два исхода: либо хирург растеряется, запаникует и тогда больному конец, либо до конца выложится хирург, и тогда у больного появится какой-то шанс. Так вот, Пашин больной остался жив... Мне сказали, что Паша пошел на сложную операцию, и я переживала за него: каждые полчаса звонила в клинику. Как только кончилась операция, он сам позвонил мне, сказал, что страшно устал и хочет поехать куда-нибудь за город, где потише и где можно выпить чашечку кофе - он очень любит кофе, послушать человеческую музыку - он терпеть не может модные какофонии. Я посоветовала поехать в "Сосновый бор", где уже бывала. Он предложил составить ему компанию. Я согласилась.
– Вы говорили, что перед тем, как Новицкий заехал за вами, он встретил Толика.
– Толик был под градусом, и Паша не стал с ним объясняться - он терпеть не может пьяных. Сел в машину, поехал за мной. Что было потом, вы уже знаете.
– Почему вы поспешили уехать с места происшествия?
– Паша, как вам известно, был ранен: нож задел плечевую артерию, кровь лила ручьем. Надеюсь, вы не считаете, что в таком состоянии он должен был ожидать, пока ваши сотрудники составят протокол?
– Но вы не обратились в медпункт.
– А что сумел бы дежурный фельдшер? Наложить жгут и вызвать "скорую"? Жгут я наложила не хуже фельдшера, и до травматологии доехала быстрее "скорой".
– Значит, все-таки обратились в медицинское учреждение?
– В областную больницу, где круглосуточно дежурят опытные хирурги... Рану ему обработал его товарищ. Он уговаривал Пашу лечь, но тот не согласился.
– Что было потом?
– Паша заехал к нам, переоделся - часть своих вещей он держит у нас. Взял свою сумку и ушел, хотя ему надо было лежать как минимум неделю.
– Вы не пытались его остановить?
– Пыталась, но...
– Лариса безнадежно махнула рукой.
– Он воспользовался вашей машиной?
– Нашей машиной, - поправила ее Лариса.
– Да, он уехал на ней. Позвонил товарищу, тот пришел, увез его.
– Куда?
– Он не сказал.
– А товарищ?
– Товарищ есть товарищ. Паша не велел ему говорить.
– Почему?
Лариса неопределенно повела плечами.
– И Надежда Семеновна не знает, где он?
– Нет.
– Как думаете, куда он мог податься?
– Мало ли что я думаю!
– насупилась Лариса.
– И все-таки?
– Об этом вам лучше спросить Тамару. Хотя сейчас вряд ли... Послушайте, Галина Архиповна, не выворачивайте меня наизнанку!
Галина уже собиралась уходить, когда пришла Надежда Семеновна. Она открыла дверь своим ключом, заглянула в комнату падчерицы, вежливо улыбнулась Галине, позвала Ларису, увела ее в гостиную.
Лариса отсутствовала недолго, вернулась минут через пять.