Завещание с простыми условиями
Шрифт:
В человецех благоволение.
Хвалим тя, благословим тя,
Кланяемся ти, славословим тя,
Благодарим тя, великия, ради славы твоея…
Отпустив баул, я встала на колени прямо в вязкую грязь. Вытерла грязной рукой заплаканную щеку.
И начала креститься — сквозь бегущие потоком слезы, горько, исступленно, и шептать всплывающие в голове слова…
Потом, продолжая шептать, поднялась с колен и побежала вперед, вперед, сквозь хватающую за ноги землю; и мост стал стремительно приближаться…
Господи,
НЕ СЛИШКОМ ЛИ ДАЛЕКО ТЫ ЗАШЛА, МАРТА?! — разрубив стройную молитвенную ткань, вклинился грубый, как удар кулака, голос.
Боже, Отче… Отче… м-м…
ДУМАЕШЬ, УЙДЕШЬ?!
Вседержителю…
Слова рассыпались карточным домиком, и молитва мягко выпорхнула из памяти.
Но мост стоял уже прямо передо мной.
ВОТ ОН!
КУДА?!
До моста остался один шаг. Последний.
Глядя на блестящие капли дождя на его каменной поверхности, на лунные блики в маленьких лужах, я вдруг закричала — как раненая рысь, как мать, у которой отбирают младенца, — крик понесся над пустырем, над кладбищем, и, казалось, даже над далеким лесом, разбивая в клочья все внутренние голоса.
Я метнулась вперед, вложив в этот бросок всю свою силу, все свое отчаяние, всю надежду, и сделала этот последний шаг.
Последний шаг по грязному, тягучему болоту — и первый шаг на мост.
И, когда я, наконец, коснулась рукой гладких, теплых перил, меня сотряс страшный удар, похожий на сильнейший разряд электрического тока.
В этот миг небо разверзлось, зигзагом сверкнула слепящая огненная молния, и раздался сокрушительный удар грома.
В этом ударе мне послышался дикий, пронзительный, неистовый хохот.
Рука моя стала резко слабеть и, в конце концов, разжалась. Перила выскользнули из-под нее, и я потеряла сознание.
…Где я?..
Кругом темно и ни черта не видно.
Я, кажется, где-то лежу.
И не могу встать. Какая-то болезненная леность во всем теле… И такое ощущение, что и тела-то никакого нет — не чувствую ни рук, ни ног…
Нет, вот она, рука.
Я подняла тяжелую руку и провела ею по лбу.
Через некоторое время глаза привыкли к темноте и смутно различили льющийся откуда-то сбоку тусклый свет.
Черт, да что же это такое?..
Я попыталась привстать. И тут же отчаянно закружилась голова. Замелькали белые точки, и я снова рухнула на землю.
Какая-то она подозрительно теплая и ровная…
Я упала у моста. Я шла к мосту… и… как будто дошла… а потом ничего не помню… может, я в больнице? Со мной такого никогда не было, но в кино все упавшие на улице в обморок непременно приходят в себя в больнице. Над ними склоняется сестра со шприцем и ласково говорит:
— Лежите, лежите, вам нельзя вставать! Сейчас придет доктор…
Но надо мной никто не спешил склоняться.
Я опять попыталась встать. Полоска
Потом резко вильнула куда-то вверх и вбок.
И, как в старом анекдоте, земля ударила меня по затылку.
Боже, помоги мне встать! — подумала я, становясь на колени.
Наконец, с третьей попытки мне удалось принять вертикальное положение, и я осторожно пошла вперед. Пройдя несколько шагов, наткнулась на какое-то препятствие.
Это была стена. Поблуждав по ней рукой, я нащупала выключатель, и через мгновение стало понятно, что я, шатаясь, стою у себя в прихожей, баул валяется тут же, в двух шагах от меня, подо мной не земля, а паркет, и в квартире мертвая тишина…
И непонятно, день сейчас или ночь, и если ночь — то это еще предыдущая ночь, или уже следующая? А как я сюда попала?.. Я ведь упала возле… возле… МОСТА.
В нос шибанул сильный запах ванили.
А-а, курил, гнида!
На меня вдруг напало ледяное равнодушие — пожалуй, аналог горькой безысходности.
Страх совсем исчез.
И на фоне этого состояния со дна души медленно поднялась слепая, черная ненависть.
Я механически сняла грязные ботинки и понесла их в ванную.
Но, не дойдя, свернула в гостиную.
Дверь была чуть приоткрыта.
Я распахнула ее и что есть силы запустила грязным ботинком в портрет.
Мне показалось, что я услышала тихий стон.
Ага, не понравилось?!
Я оглянулась по сторонам. Ботинок лежал посреди прихожей. Я резко подняла его и снова с остервенением швырнула прямо в лицо отцу.
Успев заметить, что он уже почти ступил одной ногой на яркий зеленый луг.
Бешеная ярость проснулась во мне. Я понеслась на кухню и, схватив самый большой и острый нож, устремилась обратно в гостиную.
И, взглянув на отца, хорошенько прицелилась и метнула этот нож в его надменное лицо.
Но нож, не достигнув портрета совсем чуть-чуть, вдруг развернулся и полетел назад. Не веря глазам, я смотрела, как он несется на меня, и, с криком выскочив из гостиной, побежала к лестнице.
Нож устремился за мной. Я слышала позади себя его дикий, бешеный свист. Взлетев почти к двери спальни, в последний момент я зацепилась курткой за перила и, чертыхнувшись, упала.
В этот момент нож яростно вонзился в дверь спальни.
Если бы я не споткнулась, он рассек бы мне голову.
Боясь оторваться от лестницы, держась за сердце, чтобы оно не выпрыгнуло из груди, я проползла по ступеням оставшееся расстояние и коснулась двери спальни.
Нож угрожающе висел надо мной.
Я осторожно вползла в спальню и с силой захлопнула за собой дверь.
И почувствовала безграничную усталость.
Неужели он мог бы меня убить?! А как же мое тело? Ведь ему нужно мое тело!
Снизу донесся тихий прерывистый смех.