Завещание соседки
Шрифт:
– У вас праздник, Зинаида Борисовна?
На маленьком столике был расставлен тот же, что и в прошлый раз, прелестный чайный сервис. Но главное, посредине стола возвышался небольшой, но сказочный по красоте торт, крошечный третий ярус которого венчала сахарная или еще какая, фигурка ангела.
– А вы подумайте, чей сегодня праздник?
– Не могу вспомнить. Да я просто не знаю!
– Еще чего!? Сегодня – тридцатое сентября, день вашего Ангела, Верочка. И примите мои поздравления.
Ошарашенная, Вера опустилась в старое, продавленное кресло.
– Правда, – прошептала
– Вот и будем гулять. Не скрою, Верочка, от тоски и одиночества я вдруг подумала днями: не может быть, чтобы поблизости не притаилось никакого праздника. И правда, кто ищет – тот всегда найдет! – Зинаида Борисовна с гордостью вытащила из шкафа бутылку с ликером. – Только не говорите мне, что вы сейчас торопитесь. У молодых впереди целая вечность.
– Я не тороплюсь, но мне очень неловко, – смущенно проговорила Вера, еще не придя в себя.
Тем временем старая соседка подала ей тонкую хрустальную рюмку с густым сладким напитком. Она даже раскраснелась от удовольствия. Вера подумала, что может быть, окрестные бабушки преувеличивали зловредность этой странной старухи. Наверняка преувеличивали.
– Как вам нравится моя конструкция? – Зинаида Борисовна ткнула скрюченным пальцем в сторону белоснежного торта с нежными розовыми и желтыми цветами из крема.
– Волшебно, Зинаида Борисовна! Сроду не видела ничего похожего! Теперь я понимаю, что варенье – это для вас ерунда. Неужели вы сделали это сами?
– А то кто? – самодовольно крякнула старуха. – Вы же не думаете, что у меня есть фея знакомая, – и добавила скрипуче, – у меня вообще никого нет. За вас, девочка!
Вера осушила свою рюмку до дна.
– У вас действительно никого нет? – спросила она, наблюдая, как Зинаида Борисовна разрезает торт дрожащими руками.
– Действительно.
– Извините, что я расспрашиваю.
– Валяйте. Приятно думать, что кто-то тобой интересуется.
– Мне казалось, что у вас есть внучка.
Старуха аккуратно положила кусок на тарелку и поставила ее перед гостьей. Но Вера заметила, как изменилось ее лицо. Добродушие как ветром сдуло. Жесткие складки от орлиного носа к уголкам тонких, накрашенных тусклой розовой помадой губ, пролегли особенно глубоко. В выцветших, некогда голубых глазках заметалась злоба.
– Я выгнала эту воровку.
Вера невольно вздрогнула от голоса, ставшего вдруг таким резким. Проницательные старческие глаза вонзились в нее, как иглы:
– Вам неприятно, что я так говорю о внучке? Мне тоже неприятно. Но иногда мне даже страшно становится, когда смотрю на нее. И не моя вина, что она выросла такой. Я всегда помогала семье сына, пока он был жив. И ей тоже. Но Инна – в мать. Такая же неблагодарная.
С минуту старуха смотрела перед собой, словно задумавшись. Потом встрепенулась, взяла свою тарелку с тортом и отломила кусочек позолоченной чайной ложкой. Она снова взглянула на гостью, которой явно было не по себе. Губы Зинаиды Борисовны скривила улыбка:
– Вы спросили – я ответила. Правда часто бывает неприятной.
Опустив глаза, Вера положила в рот кусочек воздушного торта. Про себя она считала до десяти, чтобы подавить возникшее в душе неприятное беспокойство. Однако нежнейший вкус опередил цифры. Она поспешила заговорить как можно беззаботнее:
– Потрясающе вкусно! Ради Бога, извините меня, Зинаида Борисовна. Я не хотела, чтобы вы вспоминали о чем-то неприятном.
– Я понимаю, – хозяйка сделала над собой усилие, чтобы смягчить выражение лица. – И я не хотела испугать вас.
Вера улыбнулась, но старуха остановила ее жестом и продолжила уже более бесстрастно:
– Становясь взрослой, Инна приходила ко мне только затем, чтобы вытянуть что-то. Да так неискусно, что меня прямо тошнило. Иногда я потворствовала, но чаще упиралась. Понимаете?
Гостья кивнула. И нужны ей эти семейные дрязги?
Однако Зинаида Борисовна, как видно, решила во что бы ни стало высказаться до конца.
– Однажды, месяцев пять тому назад, она пришла ко мне и торчала здесь долго. На нее это было не похоже. Я сразу насторожилась. И что вы думаете? Я уверена, что она подсыпала мне снотворного, и я уснула в кресле. Никогда со мной такого не было. Просыпаюсь – она здесь. Но я сразу поняла, что дело неладно. Я проверила, – старуха передернула худенькими плечами и сверкнула на Веру маленькими глазками. – И что вы думаете? У меня пропали драгоценности! Не все, чтобы было незаметно. Но такое! Негодница пыталась мне внушить, что это случилось раньше, когда соседки ухаживали за мной, ну помните, из-за ноги. Но я из ума не выжила. Знаю, что и когда происходит. Не знаю только, как она это унесла. Но у Варьки всегда парней было больше, чем мозгов. Мне побрякушек не жаль! На такие крюки только кольца пялить, – она вытянула руки перед гостьей, – но… противно, когда лицемерят и ждут твоей смерти, только чтобы заграбастать добро. Тьфу!
– Ради Бога, не волнуйтесь. Забудьте об этом! – взмолилась Вера. Слушать эту грязную историю было и впрямь невмоготу.
– Забыть?! Да один бриллиант был вот такой величины! – и старуха в гневе показала пальцами размеры небольшого грецкого ореха. – Забыть?
– Конечно! – воскликнула молодая женщина, не преминув про себя усмехнуться: «Ну, старуха хватила, однако», – Или заявите в милицию. Но не изводите себя вредными мыслями. Если вам что-нибудь понадобится…
– Да нет, Верочка. Я еще не побирушка, – гордо возразила хозяйка.
Тут она заметила нехорошую искру в глазах молодой гостьи и поспешила пойти на мировую.
– Я не хотела вас обидеть, милая. Я просто старая дура, и все испортила своими рассказками, да?
– Нет, – покривила душой именинница. – Я ведь сама спросила.
– Все равно, – вздохнула старушка. – Нас всегда отталкивают люди несчастные, даже если они в этом не виноваты. Я знаю, сама всю жизнь терпеть не могла нытиков, сирых и убогих.
Веру это покоробило. Впрочем, чего греха таить, старуха права. Вера не раз замечала, что вместе с острой жалостью испытывает к несчастным неприязнь. Может быть, не к самим людям, а к несчастью, как таковому. Но что это меняет? Она постаралась улыбнуться как можно сердечнее: