Заветное желание
Шрифт:
– А чего желаешь ты сам? – тихо спросила Сагора.
– Я хочу быть с тобой! – лучезарно улыбнулся Ма, все же заметив, как вздрогнула и вся сжалась при этих словах девушка. – Правда, ни звездной мантии, ни волшебных артефактов у меня нет.
– Зато есть сердце. Желания исполняют наши сердца… Это все так удивительно.
– Ты веришь в чудеса, Сагора?
– Я не думала об этом. Пожалуй, они существуют независимо от моего мнения.
– Никогда не забывай, Сагора: все, что можно представить, можно и осуществить, – ладонь легла поверх руки девушки. –
– Ничего страшного.
Остальное время Сагора увлеченно слушала рассказы юноши об историях, в которых он побывал или о которых просто слышал. Помыв посуду, Сагора неспешно пошла в пекарню.
Ма. Он часто извиняется, даже за какую-то глупость или мелочь. Для него, наверное, это очень важно. Ма не похож на человека, который что-то делает просто из вежливости. Он знает цену словам. А ведь она даже не извинилась перед ним за свой побег. Ма ни разу об этом не упомянул. Злится он или нет? В душе уверенность, что он давно простил... Но что такое прощение?
Анро часто говорил, что людей, причинивших тебе зло, нужно прощать. А простить, значит признать, что тебе сделали больно, но ты не будешь думать об этом, не будешь копаться в прошлом. Ты отпустишь. Но сказать это просто, а сделать порой крайне трудно или даже невозможно. Потому что прежде чем прощать кого-то, нужно научиться прощать себя, а для этого, признать свои ошибки, на что мало кто готов. Куда проще обвинять окружающих, а посмотреть на свою глупость, значит перестать действовать привычно.
Прощение – это труд. Тяжелый труд над собой. И сначала становится страшно, что ничего не получится. Но если не останавливаться, если продолжить работать, можно освободиться. Да. Прощение – это своего рода свобода. Обида давит, поглощает все мысли, заставляет нервничать и быть в постоянном напряжении. Говорят, если не поддерживать огонь любви, то он погаснет. Но в наших душах горит множество огней. И если пламя любви согревает, то жар обиды проедает насквозь сознание и душу. Чтобы стать свободным, прощать нужно искренне, всей душой и никогда больше не возвращаться к этой обиде, а если не можешь простить, скажи об этом прямо. Сагора подняла взгляд в чистое небо, понимая, что сейчас она простить не способна…
– Здравствуй, Наджара.
– Привет! – женщина убрала тряпку, которой протирала витрину, и картинно надула губы. – Представляешь, сегодня только один человек заходил. Теряет моя пекарня клиентов.
– Все твои клиенты уехали отдыхать, – примирительно улыбнулась Сагора.
– А может и нам куда-нибудь махнуть? Почему это у всех отдых, а мы в душном помещении? Съездим на озеро! И Ма пригласи, – Наджара подмигнула. В этот момент в пекарню зашла компания, и женщина недовольно пробурчала, так, что ее услышала только Сагора. – Ну вот. Только я настроилась на отдых.
– Тебе нужна помощь?
– Прибери в саду. Я там шезлонги поставила: насладимся солнечными лучами!
Сагора улыбнулась и вышла в сад. Легкая прохлада тени, отбрасываемой домом и старым вязом, погружает в состояние полной расслабленности. Полуприкрыв глаза, Сагора медленным шагом прошлась по двору. Поправив таблички с названиями растений и убрав несколько сухих листьев, опустилась на один из шезлонгов. Солнце едва выглянуло из-за крыши дома, роняя солнечные лучи на лицо. Веки незаметно опустились, шелест листьев и тепло погрузили в сладкую дрему. Время растворилось в тихом пении птиц, и, открыв глаза, Сагора не сразу поняла, мгновение прошло или несколько часов.
Приподнявшись, девушка удивленно огляделась: двор пекарни исчез, а она находилась посреди громадного зала, стеклянные стены которого таяли во тьме где-то под потолком, стирая границы помещения. Порыв, неизвестно откуда взявшегося, ветра, заставил зажмуриться, а когда она вновь открыла глаза, пол устилало бесчисленное множество черных лепестков. Посмотрела вперед: в нескольких метрах от нее стояла незнакомая девушка. Черные, точно лепестки, волосы окутывали ее тело; пышное серое с белым платье, как и корона, украшено черными розами. Глаза необычного бардового цвета, а улыбка величественная и понимающая. Хрусталем, отдаваясь от стен, прозвучал ее мягкий голос:
– Все будет хорошо, Сагора. Главное, верь своему сердцу.
От раскатившегося по залу грохота тонкая поверхность покрылась трещинами, и в следующее мгновение стены рухнули, оставляя Сагору в темноте. Тяжело дыша, она подскочила и тут же зажмурилась от яркого солнца.
– Прости, – Наджара расположилась на соседнем шезлонге. – Случайно задела лейку и она упала. Ты так блаженно спала. Пригрело солнышко, я гляжу.
– Больше никто не приходил?
– Нет, – Наджара довольно растянулась на шезлонге. – Сейчас все на мороженое переключились.
– Расширь производство, – засмеялась Сагора, все еще немного погруженная в мысли о привидевшемся сне. – Будет и пекарня и ларек с мороженым.
– Заговорила бы ты по-другому, знай, какое я мороженое готовлю.
– Уже пробовала?
– Да, – насмешливо хмыкнула женщина, пытаясь утроиться на обтянутом яркой тканью шезлонге. – Теперь Сиро к этому продукту, независимо от того кем он приготовлен, даже близко не подходит. Но ничего: он компенсирует это моими пирожными. Говорят, на природе самый лучший сон. Тебе что-нибудь снилось?
– Снилось, – на мгновение Сагора замолчала. – Девушка. Я не знаю, кто это, мы раньше точно не встречались.
– Ах да, насчет девушки. Я ведь обещала тебе показать портрет Аюкары, – Наджара поднялась с шезлонга и скрылась в доме. Сагора поправила растрепавшиеся волосы, думая о словах незнакомки, пока не вернулась Наджара.
– Вот. Аюкара означает «черная роза», – сказала женщина, протягивая карточку с изображением богини, чернота волос которой могла бы сравниться с самой темной ночью. Витую корону украшали три крупные розы. Сагора завороженно вглядывалась в уже знакомые черты. Бардовые глаза девушки на портрете играли живым светом, погружая в свой сказочный мир. В голове снова прозвучал хрустальный голос…