Заветы Ильича. «Сим победиши»
Шрифт:
Я говорила о тюрьме вот почему. Помнила я, как сидел Владимир Ильич в 1895 году в тюрьме. Он развил там колоссальную энергию. Кроме того, что он в тюрьме работал… руководил из тюрьмы работой организации… он связался и с товарищами по тюрьме… бодростью и заботой о товарищах дышало каждое его письмо…
В 1914 году Владимира Ильича арестовали в Галиции… и посадили в местную тюрьму… Очутился он вместе с сидевшими там раньше “преступниками”. Большинство было темных забитых крестьян… И в их среду внес Владимир Ильич бодрость… Он писал им заявления, растолковывал, что надо делать. “Бычий хлоп” — прозвали его сидевшие в тюрьме крестьяне, т. е. крепкий, сильный»1.
С невероятным
Наблюдая как-то за занятиями, Владимир Александрович видел, с каким вниманием слушает Владимир Ильич тексты, которые читает ему Надежда Константиновна. «Иногда требует перечитать то или другое место. Настроение, кажется, у обоих прекрасное.
Но вот она вышла. Ильич уселся, закрыв несколько лицо рукой, облокотившись на стол в задумчивой позе… И вдруг из-под руки катятся слезы… Чу, шорох. Шаги. Кто-то идет. Ильич выпрямился. Смахнул слезы… Как будто ничего не было…»
То же происходило и с грибами. С началом занятий его интерес к поиску грибов сразу упал. Но заметив, какую радость доставляют Надежде Константиновне их совместные прогулки, продолжал вместе с ней регулярно выезжать в парк — «по грибы».
И тот же Рукавишников заметил, что пока они были вместе, Ленин был весел, азартен и добродушно посмеивался над тем, что не видит она грибов у себя под ногами. Но если ее вызывали к телефону, он тут же «переставал искать грибы и становился равнодушным к этому занятию. Возвращалась Надежда Константиновна — и снова смех и активные поиски»12121213.
В ходе занятий по восстановлению речи появился еще один мощный стимулятор — газета. Впервые какая-то старая газета попалась Ленину на глаза еще 10 августа. Около часа он внимательно всматривался в нее, попросил другую. На следующий день это повторилось. А когда ему попытались подсунуть ту же самую — обиделся. Хоть и не мог он тогда читать, но отличить — даже по внешнему виду — один номер от другого был вполне способен.
С тех пор, как отмечали дежурные врачи, почти ежедневно, он брал газету, смотрел дату выпуска, затем 15–20 минут просматривал ее. Однако с самостоятельным чтением пока не получалось: по-видимому, буквы все еще никак не складывались в слова. Впрочем, что-то — как старый газетчик — он все-таки улавливал. 23 августа дежурный врач записал: «Перед обедом Н.К. по его желанию читала ему газету. Он потребовал прочтения телеграмм, указав на них пальцем. Но она не прочла, сказав, что ему политика запрещена…» Выборочное чтение или пересказ содержания каких-то статей продолжались, и уже 31 августа врачи пришли к убеждению, что Ленин не только привычно произносит — «газета», но и «начинает постепенно прочитывать некоторые слова»1.
Успешно шли и физические упражнения. Причем главным спортивным снарядом стала лестница — 2,5 пролета, соединявшие первый и второй этажи «большого дома». Терпение и выдержку он проявлял огромную. Когда от многократного повторения уставал, садился на ступеньку, отдыхал, а потом вновь, опираясь одной рукой о перила, другой на санитара, карабкался вверх с таким упорством, будто это была горная вершина.
Как отмечали медики, с каждым днем и подъемы и спуски давались ему «заметно легче». А когда 31 августа Владимир Ильич довольно легко и свободно сошел с лестницы, он и сам «был от этого в восторге. В конце концов, 6 сентября врачи решили, что пора начинать тренировки в «ходьбе с палкой»12141215.
А вот рассказ о его встрече на пашне с трактористом Пап-ковым(?), зафиксированный в 12 томе «Биографической хроники» — это уже чистейшая легенда. Подлинная же история такова.
Однажды, когда в совхоз «Горки» доставили два трактора, и они вышли на пахоту в поле, заведующий хозяйством А.Г. Панков устроил так, чтобы их «Владимиру Ильичу с балкона было видно. Он увидел тракторы, — вспоминал Панков, — а я говорю: “Советская лошадь хорошо пашет…” Он был доволен, что я назвал их советской лошадью»1. И может быть вспомнил тогда Ильич мужичка, который в конце 1921 года с нескрываемой иронией сказанул: «Мост-то, извините, — советский…»
Еще с 16 августа возобновились и прогулки на автомобиле. Обычно ехали медленно — или вокруг имения, или к реке, а чаще всего в лес. Он с удовольствием узнавал знакомые места — постройки, дорогу, мостики, оживленно раскланивался с встречавшимися на пути крестьянами. От обилия впечатлений от нередко уставал. Да и погода выдалась не из лучших. В самом конце августа вдруг ударила жара. В лесу парило и было душно. А потом опять похолодало и пошли дожди12161217.
Уже в августе физическое состояние Ленина настолько улучшилось, что еще 13-го на состоявшемся консилиуме (Ге-тье, Фёрстер, Осипов, Обух) врачи стали обсуждать вопрос о возможности поездки Владимира Ильича в Крым. И вряд ли эту инициативу предварительно не одобрило Политбюро.
Фёрстер заявил, что «несомненное улучшение в состоянии здоровья В.И. наступило в Горках, несмотря на исключительно дождливое и холодное лето. Надо думать, что пребывание в течение 1,5–2 месяцев в благоприятных климатических условиях южного берега Крыма еще улучшит и закрепит общее физическое состояние и вместе в тем будет способствовать дальнейшему благоприятному течению нервного процесса».
Однако все четверо медиков согласились с тем, что эта «поездка не должна идти в разрез с желанием самого В.И., иначе она вызовет отрицательную реакцию и возбуждение»1218. Впрочем, поскольку ни о какой поездке в места столь отдаленные Крупская и слышать не захотела, вопрос о Крыме вроде отпадал сам собой.
Окончательное объяснение произошло 24 сентября. В присутствии Марии Ильиничны, докторов Гетье, Осипова и Обуха Надежда Константиновна «заявила, что В.И. в последнее время настолько хорошо себя чувствует, прекрасно спит и состояние его здоровья так улучшается, что она считает поездку нежелательной, т. к. она может вывести его из равновесия». С несколько несвойственной ей твердостью Крупская категорически заявила, что «если этот вопрос будет поставлен и разрешен положительно, то она этому решительно не подчинится. Доктор Обух ответил, что в таком случае этот вопрос и не будет поставлен».
Оставшись одни, доктора Обух, Осипов и Гетье обсудили вопрос «о месте дальнейшего пребывания В.И. Совещание высказалось, что переезд на зиму в Москву нежелателен, а здоровью В.И. лучше, если зима будет проведена в Горках»1.
То, что при любой погоде Горки для здоровья Ленина были куда лучше, нежели Кремль, это бесспорно. Но, возможно, это решение отчасти было продиктовано и тем соображением, что с переездом в Москву неизбежно стали бы расширяться контакты Владимира Ильича и он вновь так или иначе был бы втянут в происходившие там политические события.