Заветы Ильича. «Сим победиши»
Шрифт:
Ларин изволил пошутить относительно того, что красноармейцы не станут сражаться за ресторан «Яр». Большинство наших красноармейцев «в жизни заурядные крестьяне, и они говорят: “Дайте нам свободный рынок”». Но тот же крестьянин, глядя на «Яр», как трудовой человек глубоко возмущен. И наша задача добиться того, чтобы в его сознании «Яр» не перевесил «все остальное», т. е. воспитывать его революционное самосознание.
И напрасно Ларин острил насчет «прописей», ибо начинать надо с азов: в Красной Армии, например, с чистки сапог. «Некоторые товарищи шутили над этим “смазывай сапоги”, над тем, как мы учили не бросать окурков на пол и т. д. и т. д. Эти мелочи после больших перспектив (от которых мы не от-называемся!) создают некоторое впечатление отврата». Но без них все дальнейшее «будет уже верхоглядством или в лучшем случае — дилетантством, любительством, т. е. самой основной проклятой нашей болезнью».
Нынешняя молодежь «живет в обстановке сутолоки, неуклюжей постройки будущего социалистического хозяйства, да еще с осложнениями нэпа и всего прочего». У молодого рабочего «не закладывается фундамент классового опыта борьбы. Как же эту нехватку возместить? Сделать это все искусственными рецептами нельзя; можно возместить только повышением его теоретического уровня в духе марксизма, в духе материализма».
Троцкий подробно рассказал делегатам съезда о решении Коминтерна по заявлению Шляпникова и его сторонников. Обращаться в Коминтерн с жалобой на РКП(б) они формально имели полное право. Но им справедливо ответили: «Вы ставите себя по отношению к партии в положение “мы” и “они”, как если бы у вас была какая-либо другая партия в запасе!.. Это есть политика, которая в своем логическом развитии угрожает… поставить вас вне партии, вне Интернационала».
Ставить себя в положение «мы» и «они», заключил Троцкий, означает лишь одно: «бедственное положение страны эксплуатировать для знамени, которое может стать знаменем Кронштадта — только Кронштадта! (Аплодисменты.)»1
Столь обильное цитирование и пересказ выступлений делегатов съезда имеет свой резон. Сегодня авторы многих исторических сочинений спешат донести до читателя прежде всего свое мнение, свой взгляд и свою оценку описываемых событий и их участников. Между тем, вероятно, гораздо важнее дать возможность самому читателю узнать, что думали и говорили сами персонажи исторического действа. В таком случае действительно появится шанс на выработку7 собственного мнения.
Другой аргумент состоит в том, что главные участники рассматриваемых событий, как правило, являлись людьми, которые по своему интеллектуальному уровню стояли неизмеримо выше, нежели их современные критики. И не случайно нынешним «лениноедам», при всем обилии новой информации, так и не удалось выйти за рамки тех оценок и дискуссий, которые происходили сто лет тому назад…
Всего для выступлений по отчетам ЦК записалось еще 23 делегата. Однако прения были прекращены. После этого — для заключения по обсуждению политического отчета ЦК РКП(б) дали слово Владимиру Ильичу.
При всей критике, которая прозвучала на съезде, сказал Ленин, — «ни одного серьезного возражения не было сказано против того, что нужно было перейти к новой экономической политике». Каждому ясно, что «мы должны были считаться с крестьянством, как с массой… Всякий разумный рабочий понимает, что это необходимо для пролетарской диктатуры, только т. Шляпников может шутить и издеваться над этим».
Да, история сложилась совсем не так, как это рисовалось прежде «и никакой Маркс и никакие марксисты не могли это предвидеть. И не нужно смотреть назад… Ведь никто не мог предвидеть того, что пролетариат достигнет власти в стране из наименее развитых и попытается сначала организовать крупное производство и распределение для крестьян, а потом, когда по условиям культурным, не осилит этой задачи, привлечет к делу капитализм».
Когда Преображенский говорит, что «госкапитализм есть капитализм и только так понимать можно и должно», то «я утверждаю, что это есть схоластика». Он «подходит ко всему с тем, что составляет его сильную сторону: он теоретик, устремленный на определенные рамки, привычные и обычные…» Историческая обстановка породила необычную новую реальность, и «государственный капитализм у нас теперь не тот, о котором писали немцы. Это — капитализм, допущенный нами». И если он «уродлив и плох, мы можем это исправить, потому что власть у нас в руках и нам бояться нечего…».
«Если плохо допустили, — продолжает Ленин, — виноваты мы, нечего валить на другого! Надо учиться, добиваться того, чтобы государственный капитализм в пролетарском государстве не мог и не смел выходить из рамок и условий, определенных ему пролетариатом… Если крестьянину необходима свободная торговля в современных условиях и в известных пределах, то мы должны ее дать, но это не значит, что мы позволим торговать сивухой. За это мы будем карать»1.
Подобный подход Ленин проецирует и на сферу политическую. «Капитализм мы допускаем, но в тех пределах, которые необходимы крестьянству. Это нужно! Без этого крестьянин жить и хозяйствовать не может. А без эсеровской и меньшевистской пропаганды он, русский крестьянин, мы утверждаем,
' См. Ленин ВИ. Поли. собр. соч. Т. 45 С 117–121.
жить может. А кто утверждает обратное, то тому мы говорим, что лучше мы все погибнем до одного, но тебе не уступим!»
«Вот в чем политический лозунг дня, а не в споре о том, как понимали немецкие профессора государственный капитализм…» И вот почему предложение Преображенского «учинить общую дискуссию» в партии по вопросу о госкапитализме — «это была бы самая непроизводительная и неправильная трата времени»1.
Другое предложение Преображенского — создании Экономбюро. Вроде бы хорошая схема: «политики» сидят в Политбюро, «орговики» — в Оргбюро, а умные «профессионалы» решают в Экономбюро хозяйственные проблемы. «Но гладко это только на бумаге, — говорит Ленин, — а в жизни смехотворно! Я решительно не понимаю, как мог человек, у которого есть чутье к живой политике… настаивать на таком предложении!»
Предложение о создании Экономбюро — вопрос политический. «Ведь только что все говорили и все согласились, и получилось полное единогласие…, что аппараты партийный и советский следует размежевать». Но совершенно очевидно, что если принять схему Преображенского и создать Экономбюро так, как он его понимает, то «тогда все, что мы говорили о разделении партийной и советской работы, пойдет насмарку».
Это лишний раз убеждает в том, что «нельзя точно разграничить, какой вопрос политический и какой организационный. Любой политический вопрос может быть организационным, и наоборот…Нельзя механически отделить политическое от организационного. Политика ведется через людей…» И когда Косиор критикует практику распределения ЦК партработников, то допущенные ошибки надо устранять, но при этом помнить: «Если у ЦК отнимается право распоряжаться распределением людей, то он не сможет направлять политику». А в хозяйственных вопросах тем более «отделять организационные вопросы от политики нельзя. Политика — это концентрированная экономика»564565.