Завидное чувство Веры Стениной
Шрифт:
— А почитать на ночь? — строго спросила дочь.
— Давайте я вам лучше расскажу историю, — предложил Валечка.
— Сказку?
— Нет, настоящую историю.
— Давай!
— Вы умывайтесь, зубы чистите, а я съем лапшу — и приду.
Девочки наперегонки помчались в ванную. Лара ныла, что опять куда-то пропала её жёлтая зубная щётка, потом Евгения крикнула, что щётку нашли…
— Ты что, остаёшься? — удивилась Вера.
— Если ты не против.
— Но тебе придётся спать со мной в гостиной. Юльку ты унёс ко мне в комнату, в детской — Лара с Евгенией. —
— А мы не будем спать! — сказал Валечка. — Мы же поговорить хотели, помнишь?
Он снял наручные часы, аккуратно положил их на столик. С раскинутыми, хранящими форму руки ремешками, они были похожи на птицу, застывшую в полёте. Вера зачем-то смотрела на эти часы не отрываясь.
— Ис-то-ри-я! Ис-то-ри-я! — скандировали девочки.
Что это будет за история, Вера догадалась сразу. Конечно, царские останки! Видимо, за всю жизнь с Валечкой так и не произошло ничего более захватывающего.
В детскую она вошла на словах Лары:
— Ну, так пусть бы эволюционеры (так дочь произносила слово «революционеры») одного этого мальчика и убили! Раз он всё равно уже был больной наследник. Зачем же всю семью расстреляли?
— И собачку, — всхлипнула впечатлительная Евгения.
— То, что надо на сон грядущий, — похвалила Валечку Стенина.
Он смутился:
— Прости, я не подумал. Конечно, они ещё маленькие.
— Мы не маленькие, — возмутилась Лара. — Рассказывай, что было дальше.
— Завтра.
— А ты что, останешься у нас ночевать?
— Останусь. Поздно ведь уже. На улице темно и страшно.
— Тогда можешь лечь на бабушкиной софе, — разрешила дочь.
— Лара и правда Регистратура, — сказал Валечка, когда они наконец-то сидели в кухне вдвоём. Вера успела переодеться, закинув злосчастное платье в дальний угол гардероба. Теперь она была в простой серой футболке и джинсах, волосы собрала в хвост — хуже не придумаешь. Какая теперь разница.
— Вера, — Валечка так произнёс её имя, что стало совершенно ясно, какие слова последуют за ним. В принципе можно было ничего и не говорить — ограничиться одним этим обращением. Но он говорил — и при этом держал Стенину за руки и гладил их, как будто уговаривая маленькую девочку не спорить и быть послушной. — Всё равно у нас ничего не получится. Я никогда не женюсь, а эти наши встречи — грех. Большую беду на тебя навлекаю.
Он говорил это, но смотрел на Веру таким взглядом, который начисто опровергал каждое слово. Взгляд его был — любовь.
— Да ты же любишь меня! — воскликнула Вера.
— Стенина, где ты?
Держась за стены, в кухню шла пьяная Копипаста.
— Я долго спала?
— Может, час.
— Ты нас не познакомишь?
Она протянула Валечке руку — привычка, подсмотренная в Париже.
— Вы знакомы, и он даже был твоим мужем.
Юлька отдёрнула руку:
— Валентин? Тебя вообще не узнать! Вот что крест животворящий делает…
— Не богохульствуй, — попросил Валечка.
— Да я в хорошем смысле! Стенина, а можно мне кофе?
— Нельзя. Воды попей, вон кувшин стоит.
— Верка у нас строгая! — сказала Юлька. Она всё никак не могла осознать, что происходит.
— А почему ты у Стениной сидишь? — осенило её наконец.
— Лучше расскажи, почему ты напилась до такого состояния, — напустилась на неё Вера, — да ещё при детях?
— У меня кризис, — сказала Юлька и вдруг зарыдала. Слёзы потекли у неё из глаз сразу во все стороны — Вера так не умела, она плакала очень редко, и как правило, над грустными фильмами про собак. А Юлька всегда рыдала с удовольствием, но такого водопада на Вериной памяти не было. Даже в Лувре, когда Копипаста оплакивала Джоконду, всё выглядело куда приличнее.
Валечка подпрыгнул на месте, ударившись головой о полку, которая висела прямо над ним. Ударился, судя по звуку, изрядно, но не позволил себе даже ахнуть. Выдержка у него была, как у сыра «конте» — исключительная. Уж Вера-то это знала как никто другой.
Она бросила Юльке полотенце, та спрятала в него заплаканное лицо и тут же отбросила в сторону:
— Фу, котлетами пахнет!
— Извини, пожалуйста!
— Так что случилось, Юля? — спросил Валечка. — Какой у тебя кризис?
— Жанра! И жизни! И возраста! Я старая и некрасивая!
— Всё это чушь, — мягко сказала Стенина. — Ты очень красивая и молодая, все тебе завидуют, правда! Посмотри — у тебя джинсы размера «икс эс», а я с трудом влезаю в «эмку». Я бы хоть сейчас с тобой поменялась.
— Верка, ты такая хорошая! — всхлипнула Копипаста. — Ты мой лучший и единственный друг!
И тут же скосила глаза на Валечку — где его слова утешения, почему замешкался?
— Отлично выглядишь, — скупо признал он.
Вера с трудом увела Юльку спать, сидела с ней целый час — гладила по голове, как Евгению или Лару, говорила ей «ч-ч-ч», как малышке. Когда подруга наконец заснула, Вера на цыпочках вышла из комнаты. Ни Валечки, ни его часов с раскинутыми ремешками на кухне не было.
Как не было их ни в ванной, ни в детской, ни в пустой тёмной гостиной.
Глава двадцать восьмая
Если похвалите — я не поверю.
Если скажете правду, мне будет больно.
Лучше давайте-ка разойдёмся.
Пошёл снег, да сразу так густо, будто в кино.
Серёжа сказал:
— Я в такую погоду всегда думаю: Бог хочет засыпать весь мир снегом. Чтобы людей не было видно — вообще.
Лара отозвалась с заднего сиденья:
— Это как кошки закапывают экскременты, да? Или как собаки — косточку?
— Кошки здесь больше подходят.
— Кошки всегда больше подходят, — согласилась дочь. — Но мама их не любит.
Серёжу ошпарило этими словами:
— Верочка! А как же?..
— Я не любила их до встречи с Песенкой, — сказала Вера. — Он навсегда изменил моё отношение к кошкам. Вы, Серёжа, лучше на дорогу смотрите, а то поворот проскочите. Хотелось бы доехать, с третьего-то раза.