Завод Сибирской Глуши

Нерюриков Игорь

«Видимо старик уже помешался. Вряд ли, что путного про Горынычей выведаю… Ну Старообрядцев!» — подумал Пропажа. Но тут же хозяин квартиры переспросил:

— А вы от кого собственно будете?

— Семен Петрович, я пришел к вам от Георгия, вашего лучшего студента.

— Георгия?!—удивился старый следователь, но тут же улыбнулся и протянул: —Ах, Георгия! Он и впрямь был самым способным курсантом… Так чего хотели узнать?

— Про Горынычей, —осторожно спросил Пропажа, чтобы не разволновать старика.

— Значит про Горынычей, —произнес Семен Петрович, сжав свой кулак и будто испарился его девяностолетний возраст. Он стал говорить твердо, уверенно и даже немного жестко, но самое главное, без какой-либо забывчивости. —Нам вот все кажется есть какая-то банда, значит где-то найдется вожак, приведя которого к ответственности, удастся ослабить всех остальных. Конечно на его место встанет кто-то другой или может есть несколько главарей, но в конечном итоге мы все равно приведем всех к ответу. И вдруг, вместо этого, представьте себе, у вас есть огромное число уголовников не связанных никакими знакомствами, даже через посредников, но все они совершают свои преступления словно по щелчку пальцев,

в пользу какой-то единой структуры. Это и есть Горынычи. Мне, знаете, было может лет девятнадцать, я учился в Куйбышевской школе НКВД. Тогда я впервые и услышал про треклятых Горынычей. Нашему преподавателю, что вел криминалистику, было в те годы уже за семьдесят. Он рассказывал нам про банды еще царского времени. Их было множество, но одну я запомнил больше других… Кто-то говорил, что Горынычи впервые упоминаются в ссыльных записях середины девятнадцатого века, где их описывают, как жестокую банду, состоящую из безжалостных душегубов, которые сбежали с многочисленных каторг Тобольской губернии. Но кто-то считает, что они появились еще раньше, в Иркутской губернии, а изначально ими руководили несколько ссыльных дворян из Петербурга. Как-бы то ни было, но к концу девятнадцатого века Горынычи стали грозной силой на каторгах, а также в темных переулках уездных и даже столичных городов. Хоть они и были относительно немногочисленны, в сравнение скажем с «Иванами», но с ними приходилось считаться даже высшим губернским чинам, ведь каждый из них знал, что от ножа Горынычей не уйти. Но все же к тысяча девятьсот десятому году сети Горынычей были распутаны несколькими выдающимися полицмейстерами и сотню отпетых бандитов приговорили к повешению. Это был костяк банды и тогда посчитали, что с ней покончено навеки. Но прошло двадцать лет, прошла революция, гражданская война, началась индустриализация и Горынычи начали возвращаться. Сперва они появлялись в лагерях и тюрьмах, заметно потеснив разного рода блатных. Но затем они стали угрозой намного большей. Среди них находились государственные расхитители, вредители и наконец-то даже шпионы. Самое известное дело было связано с расхищением при строительстве нескольких железнодорожных станций в Ленинградской и Московской областях. Снова поймали костяк банды, расстреляли около сотни отпетых рецидивистов и еще столько же причастных чиновников. Казалось от Горынычей удалось избавиться. Но они снова появились, как раз при моей службе…Я закончил школу НКВД в пятьдесят четвертом году. Меня, как весьма способного курсанта, распределили в Санкт-Петербург, в отдел по борьбе с бандитизмом. Моим начальником был очень опытный оперативник. Звали его Андрей, отчество к сожалению совсем позабыл. Ему было уже за пятьдесят, прошедший войну, жесткий и твердый человек. Мы все называли его Старым чекистом, а ведь действительно среди всех оперативников он был самым умудренным годами. Все его ровесники тогда уже выбились в большое начальство, но только не он. Старый чекист был непреклонен, принципиален и слишком упрям, для того чтобы попасть на большую руководящую должность. Так он и остался к своим пятидесяти годам заведовать небольшим оперативным отделом по борьбе с бандитизмом в городе Ленинграде. Формально, был еще областной отдел, но там не хватало людей, поэтому Старый чекист отвечал еще и за все пригороды. Он был одним из тех, кто поймал Горынычей в тридцатых, а в пятидесятых оказался первым, кто напал на след вернувшейся банды. Мы долго расследовали те дела. Там снова появились недостроенные железнодорожные станции, растраты при ремонте заводов, а также самый обычный бандитизм. К сожалению начальство не разделяло опасений Старого чекиста. Наверху посчитали, что в этих преступлениях фигурируют разные банды, а Горынычи дела давно минувших дней… но все же…

— Все же? —переспросил Пропажа, видя что Семен Петрович немного завис.

— О чем это мы?

— Про Старого чекиста.

— Да, — почесал подбородок Семен Петрович. —Его убили в пятьдесят шестом году при очень странных обстоятельствах… считали, что преступление бытовое, ссора на почве… не пойми чего… но я точно знаю, что до Старого чекиста добрались Горынычи…

— Семен Петрович, вы упоминали завод.

— Завод?—удивился старый следователь.

— Горынычи были связаны с каким-нибудь заводом в Сибири?

— В Сибири? —еще более удивился Семен Петрович. —Мы вообще-то в Ленинграде работали… но я кажется припоминаю, что у Андрея, начальника моего, была какая-то командировка в Сибирь… Знаете… про Сибирь я вам другое могу рассказать… я вел несколько дел в семидесятых годах… дел об исчезновение… они и позже продолжились…

— А эти исчезновения, как-то связаны с городком Ермаковское?

— Связаны,—медленно произнес старик, было видно, что он удивлен осведомленности своего гостя.—Все верно… Ермаковское… Сейчас я вам несколько папок с документами… моими расследованиями... принесу…

Старик вернулся из соседней комнаты через полчаса, еле удерживая в руках огромную кипу бумаг вперемешку с пыльными папками. Пропаже пришлось помочь старику, который чуть не уронил тяжелую ношу прямо на пол.

Уложив на стол кипу бумаг, Феодор Афанасьевич, с позволения старика, стал перебирать дело за делом, расследование за расследованием. Он просидел в гостях еще три часа, открывая одну папку за другой. Семен Петрович с самого начала семидесятых и до середины девяностых вел дела об исчезновениях людей в районе городка Ермаковское. Одно время он был на связи с Иркутскими следователями, постоянно ездил в командировки, в окрестности Ермаковского, но после распада СССР, начальство все меньше интересовали результаты тех расследований. Феодор Афанасьевич приметил ровно два дела. Одно из самых первых и одно из самых последних. Ни то, чтобы Пропажа окончательно сдался разного рода мистическим знакам, но эти два расследования и впрямь нагнали на него жути.

Одно из первых исчезновений произошло в семьдесят третьем году. В сотне километров к востоку от Ермаковского есть один горный перевал, который почему-то назвали Пустынным, несмотря на обилие тайги в той местности. Летом там еще можно ходить походами, только если не наткнешься на разъяренного медведя. А вот с ранней осени начинаются различные погодные аномалии, в одну

из которых и угодила группа из пяти человек. Они собрались в поход ради своего товарища —заслуженного токаря СССР, мастера всех высших разрядов, которого с конца шестидесятых годов начал губить алкоголизм. Воробьев Арсений Павлович уже год был в завязке, но на самой грани. Его лучший друг решил организовать двухнедельный поход, чтобы так сказать не дать заслуженному токарю сорваться, а напротив закрепить успех. Они вылетели из Красноярска, где работали на двух смежных предприятиях, а в компанию вместе с собой взяли двух начинающих альпинисток и гида. Поход закончился весьма плачевно. Гид вместе с Воробьевым Арсением Павловичем исчезли, да не просто, а словно провалились сквозь землю. Его лучший друг и две альпинистки потеряли рассудок и были помещены в психиатрическую лечебницу. Семену Петровичу удалось посетить пациента в клинике в семьдесят четвертом году. На вопросы про Воробьева Арсения Павловича, тот лишь закатывал глаза и начинал шутковать какими-то странными матерными прибаутками: Дай зубило .….. ; Это разве чертеж? Как по мне так …… На что, психиатр ответил Семену Петровичу: таким образом пациент вспоминает слова своего лучшего друга, а в остальном, он и вовсе не понимает где находится.

Одно из последних исчезновений, расследуемых, Семеном Петровичем, произошло в девяносто пятом году. О том случае писали во многих газетах Красноярского края, Иркутской области, Ермаковского. Это событие также заняло главные полосы почти всех новостных изданий Приморья. В родном крае исчезнувшего заголовки были особенно броскими: «Куда пропал Саныч?» «Неужели известный авторитет из Приморья ушел в бега?» «Где закопали Саныча Иркутские авторитеты?» В общем расследование сводилось к тому, что известный криминальный авторитет из Приморья —Алексашин Александр Николаевич приехал на сходку в городок Ермаковское, по поводу дележки какого-то местного завода, на который у группировок Приморского края были свои виды, после чего Алексашин, более известный под кличкой «Саныч», исчез. В девяносто шестом один из его сподручных дал показания в Иркутском СИЗО, что он лично присутствовал при убийстве Саныча в тайге, где-то в полусотне километров от Ермаковского. Он утверждал, что их вывезли в лес какие-то местные бандиты, там была уже подготовлена яма, в которую сбросили тело Саныча, после трех выстрелов в спину. Его же отпустили, для того, чтобы он предупредил все Приморские группировки: не лезть в Ермаковское, так как, здесь, всем заправляет Граф. Сподручный Саныча после этого сбежал в Иркутск, где был пойман в девяносто шестом году за разбойное нападение. Он так и не успел дать показания по делу об исчезновение Саныча, будучи до смерти забитым в СИЗО.

Пропажа выходил от Семена Петровича со странным чувством. Он был твердо уверен, что необходимо самому съездить в Ермаковское и найти этот проклятый завод. В интернете по поводу районного центра было немного сведений. Городок Мальцево он и вовсе не нашел на картах. Он выяснил, что вокруг самого Ермаковского есть несколько старых советских заводов, большая часть из которых заброшена.

— Ехать в Ермаковское? — округлил глаза Проныркин, которого Феодор Афанасьевич уже ввел в курс дела по поводу всех исчезновений, которые когда-то расследовал Семен Петрович. — Я не позволю!

— Это почему же? —удивился Пропажа.

— Вдвоем?! — заволновался Проныркин. — Это сумасшествие! Туда, судя по этим рассказам… отряд ОМОНа нужно брать… а лучше… лучше передать дело Старообрядцеву.

— Если не хочешь со мной, я поеду один.

— Нет... постой, — вдруг забеспокоился Проныркин. — Я еду…только... мне... позвонить... нужно...

— Давай побыстрее! — поторапливал Пропажа. — Самолет через два часа!

Глава 17

На другой день после прилета в Ермаковское Пропажа решился отправиться на поиски городка Мальцево. Хотя денег было не густо, да и машину снять особо негде, все же удалось договориться с местным таксистом. Они выехали на таежную дорогу ведущую на север. Сибиряки честный народ. Водитель сразу предупредил Феодора Афанасьевича, что всю жизнь прожил в Ермаковском, но ни о каком Мальцево не слышал. Пропажа все же попробовал рискнуть, он оплатил полный бак на ближайшей заправке и еще раз сверившись с картами направил водителя сначала на север, через два часа на восток, потом на запад и наконец-таки на юг. Первые Июльские деньки были жаркими. За окном автомобиля Феодор Афанасьевич видел только побитый асфальт, да изумрудную тайгу, хотя на одном из холмистых участков встретилась даже небольшая деревенька. Из двухэтажного резного дома выглянул какой-то местный житель, помахавший таксисту рукой, тот посигналил в ответ. По окрестностям Ермаковского катались до самого вечера. Таксист даже отвез Пропажу с Проныркиным к одному из, давно уже не работающих, советских заводов. Походив полчаса по заброшенным цехам, не нашли ничего интересного. Все было заброшено, даже стены разобрали на кирпичи и видимо еще и пытались вынуть арматуру из бетонных блоков. Завод когда-то занимался выпуском радиоэлектронного оборудования, но в девяносто третьем году окончательно разорился. На металлургический завод не поехали. Далековато было от Ермаковского, не менее трехсот километров, к тому же информации в интернете про него было полно и ничего подозрительного Пропажа там не заметил. В гостиницу, располагавшуюся в самом центре Ермаковского, вернулись только в десять вечера.

— Эх!— вздохнул Проныркин.— Не нашли мы этого Мальцево. Значит завтра с утра, я в аэропорт за билетами обратно до Петербурга.

— Постой !— возразил ему Пропажа. — Пока Мальцево не найдем, никуда не поедем!

— Как?! — расстроился Проныркин. Весь этот день он вел себя очень странно. Пару раз, когда таксист хотел свернуть на восток, Андрей выходил из себя и почти истерично требовал возвращаться в Ермаковское, ссылаясь на то, что они мол заблудятся в тайге и замерзнут. «Сейчас лето! Да еще и какое жаркое!» —посмеивался таксист. Но все же Проныркину удавалось стоять на своем и водитель поворачивал обратно на Ермаковское. Пропажу такое поведение, своего помощника хоть и насторожило, но его мысли все же были заняты окрестными картами. Он еще раз сверился с ними и осмотрел восточное направление, но никаких населенных пунктов там не нашел, после чего решил, что все же нужно ехать ближе к Ермаковскому.