Завод войны
Шрифт:
Рисс хотелось повторить: «Не понимаю», — но слишком уж часто использовала она эту фразу за свою недолгую жизнь.
— Проклятая эмпатия, — буркнул богомол.
«Нет, не это я собиралась сказать», — подумала змея–дрон.
— Считается, что у нас, как у постлюдей, без эмоций потеряется смысл жизни. Также считается, что эмоции выступают стимулом, который позволит нам победить в войне, — объяснил богомол. — Чертовы статистики.
Большой дрон шаркнул передней ногой по полу, сдирая железную стружку.
— Ладно, сдаюсь. Я не понимаю.
— Отличная была идея — одарить ИИ завода–станции эмпатией и сознанием человеческой матери, чтобы он наверняка приглядывал за своими детишками.
Наконец
— Поэтому он и неисправен? — предположила Рисс.
— Неисправен, — фыркнул богомол, — слишком технический термин.
— Можешь найти получше?
— Угу. — Скрежеща жвалами, богомол повернулся к Рисс. — Цех Сто один спятил, чокнулся, с дуба рухнул, пересчитав по пути все ветки.
— А почему я не чувствую…
— Ну, ты же новенькая, — сказал богомол, — конечно, ты чувствуешь не слишком много.
— Меня только что сделали, — осторожно согласилась Рисс.
— А я тут ремонтировался. — Жвала перестали скрежетать. — А в твоем случае — стоит ли ждать слишком много в смысле совести и сочувствия от дрона–убийцы?
Змея–дрон подумала о совершенстве своего физического облика, предназначенного лишь для одной цели, и поняла, что и сознание ее столь же утонченно и специфично. Цех 101 тоже создавался совершенным производителем разумного оружия. Но никто не предполагал, что он когда–нибудь окажется в гуще боя.
— О черт, — сказал богомол.
В иллюминаторы сектора Бета–Шесть ворвался свет, яркий, словно сияние множества солнц. Мощный взрыв тряхнул стотридцатикилометровую станцию, как рука ребенка — подвешенную над кроваткой погремушку. Сектор перекосило, в стене появилась трещина в тридцать метров длиной. Рисс обнаружила, что куда–то летит, увидела, как мелкие дроны, кувыркаясь, разбиваются о поврежденную стену, увидела застывшего на месте богомола, вонзившего ноги в пол, на котором остались корявые борозды. Рисс попыталась получить информацию, одновременно стараясь вытащить из стены застрявший в железе яйцеклад.
«Данные недоступны».
В проемы ударил огонь, люк одного из шлюзов сорвало с петель и вынесло в космос. Тело сдавила тяжесть, что–то застонало, а потом все исказилось — Рисс сразу опознала ощущения, только принадлежали они той части ее разума, что абсолютно несопоставима с человеческой. Цех 101 совершил У-прыжок.
Цворн
Цворн ощущал силу и мощь и начал чувствовать нечто еще, когда зажили остаточные клеточные повреждения, пропущенные хирургическими приборами. Пересаженные ткани по–прежнему саднили, но боль лишь придавала блеск другим ощущениям, становившимся все острее и острее. Цворн резко повернулся навстречу появившемуся из своей каморки Врому, который нес громоздкий синтезатор органики с точным терморегулируемым пульверизатором и вентилятором наверху. Поставив прибор на пол перед Цворном, Вром поспешно попятился. Даже бесстрастный первенец чувствовал перемены в отце и понимал, что опасность лично для него возросла.
Цворн склонился над устройством, качнул новыми глазами на стебельках. Он добавил их после основной операции и жалел об этом, поскольку они, похоже, функционировали как–то неправильно. Осмотрев пульт, созданный для прадорских рук–манипуляторов, которые у него отсутствовали, он установил соединение через форс и свои контрольные приборы.
— Ну, расскажи мне о нем, — велел он, отчего–то не горя желанием включать штуковину.
— Потребление энергии очень мало, он подпитывается простой индукцией от корабельных систем, — начал Вром. — Но даже без подзарядки его хватит на десятки дней. Гормоны и феромоны генерируются на основе твоего собственного генома, в иных же случаях точно соответствуют комбинации, созданной этим. — Вром махнул
— Но если я активирую прибор сейчас, — заметил Цворн, — феромонная смесь в воздухе удвоится.
— Да, отец, — подтвердил Вром.
Цворн ткнул клешней в молодого взрослого. Он не хотел его смерти, ведь тогда терялась выработка гормонов, но теперь самец больше не требовался.
— Убери его и позабавься, только сделай так, чтобы он умер не позже чем через час.
Вром тут же двинулся к телу, наслаждаясь предвкушением редкого деликатеса. Бульканье самца стало громче, он явно осознавал, что ожидает его в ближайшем будущем. Вром уже тащил тушу к двери в свой закуток, чтобы там вскрыть панцирь и отобедать живым содержимым, а Цворн сосредоточил внимание на KB-дредноуте. На своем корабле.
Во–первых, нужно герметизировать каюты Сфолка и трех других молодых взрослых, чтобы их гормоны не разлетались по вентиляции. Через форс Цворн отсек их помещения от корабельной системы воздухоснабжения, после чего приказал кое–кому из вторинцев отправиться туда с помповыми смоляными пушками, чтобы запечатать каюты. Четверку это не убьет, по крайней мере какое–то время; позже, если возникнет желание, Цворн разберется с каждым лично.
Затем Цворн переключился на био — и газофильтрационные системы. Теперь их нанорешетки будут перехватывать все крупные молекулы и очищать воздух. Это требовало времени, так что Цворн установил уведомление, которое он получит, когда уровень гормонов в воздухе упадет на десять процентов от нынешнего. Потом он включит стоящее перед ним устройство. И все равно он опасался и немного недоумевал.
Конечно, даже если прадорские отцы–капитаны никогда не дышали одним воздухом с пятью молодыми взрослыми и четырьмя самками, эффект должен был быть известен. Так почему же им не пользуются повсеместно? Цворн задумался о собственном прошлом.
Отец Цворна, как часто случается с прадорами, одряхлел и стал неопрятен. Пока что химическое подавление роста Цворна не давало ему, первенцу–лидеру, превратиться во взрослого, но гормональный контроль состарившегося отца стал слишком слаб. Задолго до того, как обрести способность восстать против родителя, Цворн все понял и подготовился — то же сделали и трое других первенцев. Смешно, но если бы отец не решил, что пришла пора сместить Цворна, случившееся впоследствии могло вылиться в куда большее кровопролитие и завершиться далеко не обязательно в пользу Цворна. Как бы то ни было, отец вызвал его в свое святилище, где поджидали два кальмара–раба с хирургическими телефакторами наготове и новенькая сферическая оболочка дрона, куда должен был быть помещен ганглий Цворна. Цворн знал, что произойдет, а значит, мотив сопротивляться инстинкту повиновения был у него куда сильнее, чем у братьев. Никогда еще ему не доводилось делать ничего более трудного — но он подавил желание покориться, а потом активировал спрятанный в клешне атомарник и выстрелил в отца. Отец умер легко, луч пронзил насквозь слабые протезы жвал и дряхлое тело, внутреннее давление расширившихся газов сорвало верхушку панциря, но феромоны отца не улетучились столь же быстро, как и его жизнь.
Еще много часов Цворн корчился от страха, уверенный, что поступил неправильно, ожидая наказания, но постепенно феромоны в воздухе все же рассеялись, он ощутил свободу — и понял, что должен действовать, и немедленно. Подготовленный и к этому, он подошел к отцовскому пульту управления, включил связь и вызвал в святилище одного из своих братьев–первенцев, ничем не намекнув, что приказ исходит от него, а не от отца. Первенец прибыл и погиб, сожженный таким же лучом, что унес жизнь отца–капитана. Следующего постигла та же участь, но оставшийся, уже, конечно, почувствовавший исчезновение отцовского гормонального контроля, не ответил на вызов.