Завоевание Англии
Шрифт:
— Этот сон, однако, недурен! — заметил Гарольд весело.
— Тут я проснулась, — продолжала Юдифь. — Солнце стояло высоко, и воздух был совершенно тих… Тут я увидела наяву ужасную фигуру, напомнившую мне рассказы наших девушек о колдунье, которая иногда показывается в лесу. Она походила не то на мужчину, не то на женщину… Скользя между колоннами, она обернулась ко мне, и я увидела на ее отвратительном лице выражение злорадства и торжества…
— Ты не спрашивала у Хильды значение этого сна?
— Спрашивала — но она пробормотала только: «Саксонская корона!»… Мне кажется, что он предвещает гибель твоей душе… Слова, услышанные мной, должны означать, что твоя храбрость — это твои крылья… а добрый дух, которого ты лишился, была… О, нет, это было бы слишком ужасно!
— Ты хочешь сказать, что этот сон означает, будто я потеряю истину, а вместе с ней и тебя?.. Помни, что это был только сон, моя бесценная!.. Все что угодно может быть покинуто мной, но правда никогда, так же, как и любовь к тебе, сойдет со мной в могилу — и этого достаточно, чтобы поддержать меня в борьбе со злом!
Юдифь долго смотрела на своего жениха с чувством благоговения и потом крепко-крепко прижалась к его груди.
Глава V
Мы уже видели, что Хильда, расспрашивая оракулов о судьбе Гарольда, была поражена двусмысленностью их ответов, но вследствие своей любви к Юдифи и Гарольду, которые в ее глазах составляли одно целое, она все темные намеки истолковывала в хорошую сторону.
Как ни была она извращена мистическим учением, которому отдалась душой и телом, Хильда все же не была лишена некоторого душевного благородства, которое невольно внушало симпатию. Она осталась представительницей исчезавшего язычества и одиноко стояла на рубеже новой эпохи, отстаивая всеми силами свою веру. Тем не менее пророчица снисходительно относилась к убеждениям молодого поколения.
После разговора с Гарольдом она всю ночь бродила по лесу, продолжая собирать растения и травы, имеющие какие-то особые таинственные свойства. Возвращаясь на рассвете домой, Хильда заметила в кругу языческого храма что-то неподвижное, лежавшее возле могилы давно усопшего рыцаря, и подошла к нему.
Это была женщина, которую по ее неподвижности и по страшной бледности можно было принять за труп. Ее морщинистое лицо было отвратительно и выражало адскую злобу. По странному запаху, который шел от тела, Хильда узнала одну из тех страшных ведьм, которые, по убеждению народа, могли, с помощью особых мазей и втираний, покидать на время свое собственное тело, отправляясь на шабаш к князю тьмы.
Заинтересованная Хильда села возле колдуньи, чтобы дождаться ее пробуждения. Прошло немало времени, когда лежавшая перед ней ведьма начала корчиться и через несколько секунд приподнялась, дико озираясь вокруг.
— Что побудило тебя странствовать в эту ночь, Викка? — спросила ее Хильда.
Викка обратила злобный взгляд на пророчицу и отвечала протяжным голосом:
— Приветствую Хильду, Мортвирту! Зачем ты удаляешься от нас… Не хочешь побывать на наших оргиях? Весело плясали мы сегодня с Фаулом и Зебулом! [34] Но мы будем веселиться еще больше, когда твою внучку поведут к брачному ложу. Хороша Юдифь, и я любовалась ею вчера, когда она спала на этом самом месте… Я дула ей в лицо и бормотала заклинания, чтобы смутить ее сновидения… Еще прекраснее будет она, когда будет покоиться возле своего повелителя! Ха-ха-ха!
34
Фаулом назывался злой дух, а Зевул считался почти дьяволом.
— Каким образом ты можешь узнать эту тайну, которая скрыта даже от меня под туманной завесой?! — воскликнула Хильда, испуганная тем, что колдунье известны все ее мечты и желания. — Разве ты можешь сказать точно, когда и где внучка скандинавских королей уснет на груди своего супруга?
Колдунья испустила какой-то хриплый звук, похожий на злорадный смех, и проговорила, вставая:
— Ступай к своим мертвецам, Мортвирта, и вопроси их! Ты ведь считаешь себя гораздо мудрее меня, мудрее бедной колдуньи, с которой советуются одни сеорлы, когда чума нападает на их стада. У нас нет даже человечьего жилья, а укрываемся мы в лесах, в пещерах, в зловонных болотах… И ты, благородная, богатая, ученая Хильда, не стыдишься пользоваться знанием мерзкой дочери Фаула.
— Я хорошо знаю, что великие Норны не открывают перед тобой и подобными тебе будущее, — ответила Хильда надменно. — Знаю и то, что ты не умеешь заклинать духов, что не умеешь читать по звездам и никогда не видишь ничего того, что вижу я… Удивляюсь только, как тебе охота погружаться в подобную тину, между тем как я возношусь высоко над всем миром!
— Ого, наше могущество гораздо сильнее твоего, хотя мы не знаем заклинаний и не умеем читать по звездам… Помни, что укус бешеной собаки смертелен — наше проклятие тоже убивает человека! Да будет тебе известно, что презираемая тобой ведьма в сто раз проницательнее тебя! Ты сама говоришь, что есть тайны, скрытые и от твоих взоров… Они раскроются тебе только тогда, когда все твои надежды будут уничтожены, гордость твоя будет унижена, и ты сама превратишься в древнюю развалину — подобную той, какая находится перед нами… Тогда-то мы с тобой встретимся на краю безбрежного и бездонного озера!
Несмотря на свое высокомерие и презрение к уходившей колдунье, знаменитая вала долго смотрела ей вслед, до глубины души смущенная ее зловещими словами. Не успели, однако, еще обсохнуть капли росы на цветах, как Хильда снова совершенно успокоилась и, уединившись в своем покое, занялась приготовлением сеида и рун для того, чтобы вызвать мертвеца.
Глава VI
Гарольд расстался с Юдифью, так и не рассказав ей ничего о своем намерении, и решил уведомить ее об отъезде через Гурта. Следующий день был почти весь занят приготовлениями к отъезду.
Вечером он обещал Гурту дать на другое утро ответ, кто из них поедет в Руан. Брат, однако, не переставал уговаривать его остаться, и все это вместе со словами Юдифи так повлияло на впечатлительного Гарольда, что он почти уж решился отказаться от поездки.
Наступила тихая, безлунная, но звездная ночь; по небу бродили серые облака, будто желавшие омрачить сияние звезд.
Хильда стояла на холме, среди круга камней, перед огнем, зажженным у подножия кургана. На земле стоял сосуд с водой, взятой из тимского фонтана; яркое пламя придавало поверхности воды красный или, вернее сказать, кровавый цвет. Вокруг воды и огня была проведена окружность, составленная из кусочков коры, вырезанных в виде наконечников стрел; их было девять, и на каждом виднелись какие-то кабалистические знаки.
В правой руке Хильда держала посох; ноги ее были босы, а талия стянута поясом, на котором тоже были изображены священные символы. На поясе висела сумка из медвежьей шкуры, украшенная серебряными пластинками.
Когда пришел Гарольд, лицо Хильды было мрачно. Она будто не замечала присутствия графа, пристально смотря на огонь. Потом, как будто побуждаемая невидимой силой, она задвигалась вокруг заколдованного круга и запела тихим, глухим голосом следующую песню:
У священного ручья Урды Сидят девушки Норны, И водою его ежедневно Поливают ясень жизни. [35] Серна тихо щиплет листочки, А змея гложет корень; Но зоркий и быстрый орел Стережет плоды дерева. Священной водой из ручья Я на гроб твой полью, Заворожу тебя рунами, Пламенем оживлю. Мудрость великих предков Из могил возвести, Раскрой тайну пророчества, Вождю путь укажи.35
Мифологическое дерево ясень имеет три корня, из которых два идут из адских стран, то есть из тех мест, где обитают ледяные гиганты, и из Нифлигейма, то есть области чада, а третий из небесного жилища Азов. Ветки этого дерева распростерты над вселенной, а ствол его поддерживает землю. Под корнем, который идет в Нифлигейм и который грызется царем змей, есть ручей, дающий начало адским рекам. Под корнем, идущим в область гигантов, есть ручей Мамира, хранящий в себе всевозможную мудрость. Под третьим же в чертоге богов есть ручей одной из норн, по имени Урда. Это место пребывания богов, производящих суд. Возле этого ручья стоит дворец, из которого выходят три девы: Верданда, Скульда и Урда. Чтобы ветки ясень-дерева не сохли, они поливают его водой из ручья Урды. Четыре серны едят ветки дерева, на сучьях которого сидит орел, а между глаз его — сокол. Белки бегают по дереву и ссорят орла со змеем.