Завоевание Кавказа русскими. 1720-1860
Шрифт:
А на полученные деньги все равно нечего было купить. В этих обстоятельствах штаб-квартира становилась военной колонией, в которой семейные пары заселяли «пригороды» и вели подсобное хозяйство в широком масштабе. По сути, это было начало военной колонизации, но возник этот тип колонизации исключительно из финансовых соображений».
К этому следует добавить, что в то время на военную службу уходили на 25 лет, и очень часто люди оставались на службе еще дольше, так что зачастую отец и сын сражались бок о бок. В результате полк становился одной большой семьей или кланом, с необыкновенно развитым полковым духом, и именно этот дух делал полки совершенно уникальной силой [46] .
46
В данном описании совершенно очевидно сходство этих полков с римскими легионами. Сравнение Терека и Кубани первой половины XIX века и
Казаки линии в то время и немного позже составляли 9 полков общей численностью 15 000 офицеров и рядовых, не принимая во внимание резервистов.
Летом 1819 года союзники, которые за зиму вновь собрались с духом, объединили все свои силы, чтобы атаковать русских на юге и на севере. Сообщение с Дербентом было прервано: угроза нависла над Куринским ханством и Кубой.
Некомпетентный Пестель был отправлен обратно в Россию, а на его место Ермолов назначил генерал-майора Мадатова, уроженца Карабаха, проявившего себя с самой лучшей стороны во время Наполеоновских войн. Паскевич, который никогда не щадил людей Ермолова, позже назвал его «всего лишь заурядным кавалеристом». Однако на самом деле Мадатов был чем-то большим, и именно он во многом объяснил успех Ермолова. Во всяком случае, ему Ермолов обязан больше, чем кому-либо, за исключением Вельяминова. Уроженец Кавказа, Мадатов, как никто из русских, понимал ум горцев и их характер, ну а его знание местных наречий давало ему дополнительное преимущество. Именно все эти моменты помогли ему собрать и организовать крупный отряд кавалеристов из числа местных жителей, который оказался неоценимой силой в будущей кампании.
Однако даже с этим подкреплением войско Мадатова, состоявшее из 2 батальонов пехоты, 300 казаков, 6 полевых и 2 конных пушек, было таким слабым, что Ермолов отдал строгий приказ Мадатову лишь держать под наблюдением Табасаран. Однако Мадатов, чьи представления о субординации были несколько расплывчаты, воспользовался возможностью и с частью своего войска совершил бросок в самое сердце этой провинции, застал врага врасплох и разбил его. Табасаран подчинился и поклялся в верности царю. Как всегда великодушный, Ермолов похвалил своего подчиненного за победу, но повторил свое предыдущее распоряжение. Вернувшись в Дербент, Мадатов обратил свое внимание на Каракайтаг и в октябре двинулся на Башли, взял этот город и завершил победное шествие взятием Янджикента, резиденции местного правителя. Последний бежал через горы в Акушу, подданные отреклись от него и, как и соседи, поклялись в верности России.
В то время как проходили все эти события, хан Шекена, который следовал за Мадатовым на поле сражения, умер, не оставив прямого наследника. По приказу Ермолова столица ханства Нуха была тотчас оккупирована его (Ермолова) войсками и ханство было провозглашено русской провинцией (23 августа 1819 года).
В конце августа хан аваров Ахмет, собрав 6000 человек, появился у Внезапной, но потерпел от Ермолова жестокое поражение. Затем Ахмет был свергнут, а его владение было передано в руки его незаконного сына Сурхая, который правил до 1828 года.
Примерно в это же время, пока строилась Внезапная, чеченцы увели табун полковых лошадей. Ермолов, узнав, что виновные принадлежат к клану, издавна жившему в Кумыкской степи, решил наказать их и заодно раз и навсегда избавить равнину от их присутствия. Для этого он преподал им такой жестокий урок, что они добровольно покинули обжитые места. Для своего эксперимента он выбрал богатый и населенный аул Дади-Юрт, расположенный на берегах Терека. Жители аула в основном промышляли разбоем, но столь умело заметали следы своих грязных дел, что очень редко удавалось доказать их вину. Генералу Сысоеву было приказано незаметно приблизиться к аулу, окружить его и заставить жителей отойти за Сунжу. В случае отказа – а никто ничего другого и не ожидал – он должен был штурмом взять аул и не щадить никого.
На рассвете 15 сентября Сысоев приблизился к аулу. Шесть рот Кабардинского полка и 700 казаков с шестью пушками расположились у аула боевым порядком и стали ожидать ответа. Жители отказались принять предложенные условия, и пехоте было приказано идти вперед. Со своей стороны чеченцы были готовы защищаться, и завязалось ожесточенное сражение, какого русские не видели с начала действий на Кавказе… Каждый дом, окруженный высокой каменной стеной и представляющий из себя мини-крепость, сначала необходимо было обстрелять из артиллерийских орудий, и только после этого можно было идти на его штурм. Солдаты вручную перетаскивали пушки от одного дома к другому и устанавливали их в нужное положение под градом пуль. Конечно, очень много артиллеристов при этом погибло или было ранено. Но на их место вставали ополченцы линии и казаки, и обстрел продолжался. Как только в стене дома появлялась брешь, туда бросались солдаты, и затем в темном, закрытом доме происходила ожесточенная рукопашная с использованием штыков с одной стороны и кинжалов – с другой. Солдат, заблудившийся в лабиринте домов, не мог надеяться выйти оттуда живым, но еще меньше шансов на спасение было у чеченцев, которые впервые оказались атакованы в собственной деревне, откуда так и не успели
Таковы были методы Ермолова; нельзя отрицать, что они, как и в данном случае, были весьма эффективны. Оставшиеся деревни клана были заброшены, а их жители бросились искать себе пристанище в собственно Чечне. Однако в течение последующих 30 лет они неумолимо и жестоко мстили русским. Странно, что русские писатели пока что не видят очевидной связи между «системой Ермолова» и мюридской войной.
Теперь пришел черед Акуши. Против этой воинственной и мощной конфедерации главнокомандующий лично двинул 9 батальонов и множество пушек. Мадатову было приказано выступить из Каракайтага в помощь ему [47] .
47
Ермолов в своем послании императору от 19 февраля 1818 года просил последнего дать ему еще 3 батальона пехоты и 2 роты легкой артиллерии и заявлял, что «Акуша была причиной всех неприятностей».
Перейдя границы Акуши, Ермолов увидел, что дальнейшему движению препятствует высокая горная гряда, занятая врагом. Старейшины конфедерации пришли в лагерь с целью предотвратить кровопролитие. Их хорошо приняли, отнеслись к ним вполне по-дружески, и о военных действиях не было сказано ни слова. Однако, по словам русских, они отклонили даже самые мягкие условия, и Ермолов увидел, что лишь сила могла бы заставить их подчиниться. Однако штурм гряды (даже успешный) повлек бы за собой тяжелые потери, на которые главнокомандующий никогда не пошел бы, если бы мог этого хоть каким-то способом избежать. Существовала возможность опрокинуть, казалось бы, неприступную позицию Акуши, но это было возможно, только если бы акушинцев застали врасплох. Ермолов приказал со всей вежливостью принять старейшин, накормить их, рассыпать перед ними перлы восточного красноречия, но не отпускать их домой до полуночи. Сказано – сделано. Вернувшись поздно ночью, они тотчас созвали джамал (сход) и рассказали о своих впечатлениях. Они заявили, что русское войско немногочисленно, солдаты – измучены и вообще в таком состоянии, что вряд ли кому-то будет почетно сразиться с ними. Эти благоприятные новости распространились очень быстро, и акушинцы, уверенные в своей силе, спокойно пошли спать, даже не думая о том, что ждет их утром. Но ужасное утро уже пришло.
Не успели старейшины покинуть лагерь, как войска бесшумно взялись за оружие и в тишине осторожно двинулись к позициям врага, что были в 7–8 верстах от лагеря. Ночь была лунная и очень ясная, однако передвижение русских войск прошло незамеченным для врага, чьи костры догорали, когда весь отряд русских подошел на расстояние пушечного выстрела от укреплений акушинцев. Вдалеке виднелась большая деревня Лаваши, напротив которой были возведены высокие укрепления. Левый фланг заканчивался укрепленным возвышением, а правый – пропастью, по дну которой текла маленькая речушка Манас. Сквозь это ущелье ночью Мадатов провел свои войска, перешел реку и по тропе, обнаруженной казаками, взобрался на противоположную гряду, откуда можно было вести огонь по всей позиции врага. Дорога на Акушу и даже сообщение с деревней Лаваши были отрезаны. Тем временем основной отряд под командованием Ермолова расположился прямо напротив врага. На правом фланге стояла кавалерия шамхала, набранная Ермоловым в Тарку и Мехтули – по чисто политическим соображениям. «У меня нет никакой необходимости в этих негодяях, – писал Ермолов, – но я собрал их здесь, чтобы посеять вражду между ними и акушинцами. Это могло пригодиться позже».
19 декабря состоялось сражение при Лавашах, в исходе которого, учитывая силу русских и быстроту их передвижения на флангах, не могло быть и сомнений. Акушинцы были полностью разбиты, а Лаваши – взяты. Ермолов воздает этим людям должное за их добросердечие, нравственность и предприимчивость и объясняет их превосходство над соседями тем, что в их понимании лень – это порок. «Однако пристрастие к крепким напиткам уже начало сказываться», за что, конечно, они должны «благодарить» русскую «цивилизацию». Акуша, главная деревня, была полностью покинута жителями, а конфедерация, которая в течение 75 лет питала свою гордость победой над Надир-шахом, покорилась русским и в течение 7 лет хранила верность победителю.