Завоеватель
Шрифт:
– Ну, брат, скажи мне, кто прав, ты или я? – спросил Хубилай.
Арик-бокэ медленно повернул голову. От разгорающейся злости на лице у него выступили красные пятна.
– Я был прав, – хрипло ответил он. – А теперь прав ты.
Хубилай покачал головой. Кто сильнее, тот и прав – вот как считает его младший брат. Слова Арик-бокэ вместе с подтекстом разозлили, и Хубилай снова попытался успокоиться. В глазах его противника вспыхнул огонек торжества.
– Брат, ты же отдал приказ, – напомнил Хубилай. – Велел перебить жен и детей моих воинов в лагерях вокруг города.
– За все нужно платить, – заявил Арик-бокэ, пожав плечами. – Не мог же я оставить безнаказанным то, что ты уничтожил мои тумены… Хубилай, я великий хан. Если займешь мое место, узнаешь, каково принимать нелегкие решения.
– Не считаю это нелегким решением, – тихо заметил Хубилай. – Думаешь, твой приказ выполнили? Думаешь, командир стражи уничтожил беззащитных женщин, к ногам которых жались дети?
Судя по презрительной гримасе, Арик-бокэ все понял. Он ссутулился, его злость улетучилась, оставив бесконечную усталость.
– Видимо, я доверился не тем людям.
– Нет, брат, это ты не тот человек. Как бы то ни было, мне горько видеть тебя таким. Жаль, что у нас вышло так, а не иначе.
– Ты не хан! – рявкнул Арик-бокэ. – Называй себя как хочешь, но мы с тобой знаем правду. Ты победил, Хубилай. Просто скажи, что намерен делать, и не трать мое время на поучения. Не тебе, заучка, меня учить! Вспомни, что наша мать правила этим городом, а наш отец отдал жизнь ради народа. Они сейчас смотрят на твои фальшивые сожаления. Никто не знает тебя, как я, и не смей меня поучать! На моем месте ты поступил бы так же.
– Ты не прав, брат, но сейчас это неважно, – проговорил Хубилай, подошел к медным дверям и постучал в них кулаком. – Мне досталась империя, ослабевшая за время твоего правления. Силы и решимости мне хватит. Утешайся этим, Арик-бокэ, если тебя волнует благополучие ханства. Я буду хорошим правителем.
– И станешь раз в месяц вытаскивать меня сюда и бравировать своей победой? Или сошлешь в захолустье, чтобы показать крестьянам свое прославленное милосердие? Брат, я же тебя знаю. Было время, уважал тебя, но это уже в прошлом. Ты слабак; вопреки учености и умению красиво говорить, ты портишь все, за что берешься.
Младший брат буквально источал злобу. На миг Хубилай закрыл глаза и принял волевое решение, словно коросту с раны содрал. Семья – понятие странное, и, даже уязвленный ненавистью Арик-бокэ, Хубилай вспоминал мальчишку, который плавал в водопаде и смотрел на него с обожанием. Сколько раз они шутили и напивались вместе! У них общие драгоценные воспоминания о родителях. Горло Хубилая сжалось от боли.
Урянхатай и Баяр снова вошли в тронный зал.
– Уведи его, – велел Хубилай последнему. – А ты, орлок, задержись.
Баяр выволок его младшего брата в коридор, шаги Арик-бокэ звучали почти жалобно.
Хубилай глянул на Урянхатая и, прежде чем заговорить, медленно выдохнул.
– Я пощадил бы брата, не прикажи он расправиться с женщинами и детьми.
Урянхатай кивнул, глаза у него были темными, как омуты. Его жена и дети все это время оставались в Каракоруме.
– Воины считают, что я казню брата, орлок. Они ждут моего приказа.
– Но решать вам, господин мой, вам выбирать.
Хубилай отвернулся. Ни утешения, ни легких путей орлок никогда ему не предлагал и не предложит. Обидно, тяжело, зато внушает уважение. Хубилай кивнул.
– Быть по сему. Только не прилюдно, Урянхатай, только не для моего брата. Если уважаешь меня, попридержи свой гнев и сделай его смерть быстрой. Чтобы он не мучился. – Последние слова прозвучали хрипло и глухо.
– А как быть с трупом, господин мой?
– Арик-бокэ был ханом, орлок. Сожгите тело на костре, на таком, чтобы горел до самых небес. Кто пожелает, пусть скорбит по нему. Это уже неважно. Он мой брат, Урянхатай. Главное… пусть все пройдет быстро.
Солнце грело затылок, Хубилай сидел в саду у дворца, его сын Чинким рядом. Вдали к небу тянулся черный столб дыма, но Хубилаю не хотелось вставать и смотреть, как горит его брат. Он просто сидел с закрытыми глазами и наслаждался компанией сына.
– Через пару дней я отправляюсь в Шанду, – объявил Хубилай. – Ты повидаешься с матерью.
– Хорошо, что я попал в Каракорум, – отозвался Чинким. – Город дышит историей.
Хубилай улыбнулся.
– Для меня это не история. Каракорум – моя семья, мои родные, по которым я скучаю. В походах Чингиса я участвовал, когда был младше тебя и едва держался в седле.
– Каким был Чингис? – полюбопытствовал Чинким.
Хубилай разомкнул веки и поймал взгляд сына.
– Чингис любил своих детей и свой народ. Он избавил монголов от цзиньского гнета и заставил нас покончить с междоусобицей. Он изменил мир.
Чинким потупился. Он теребил вишневую веточку, сгибая ее и так, и эдак.
– Мне бы хотелось изменить мир, – проговорил он.
Хубилай улыбнулся, но в глазах у него таилась грусть.
– Изменишь, сынок, непременно изменишь, однако навсегда изменить мир не дано никому.
Историческая справка
О правлении Гуюка известно немногое. Он действительно повел войско на север, чтобы уничтожить Бату, после того как тот не принес ему клятву на курултае. Известно, что Сорхахтани предупредила Бату, а Гуюк впоследствии умер при неведомых обстоятельствах, когда войска находились в зоне видимости друг друга. Разумеется, порою люди умирают естественной смертью, но учитывая то, как погиб Джучи, сын Чингиса, мне трудно верить официальным данным. Хочу добавить, что доказательств гомосексуальности Гуюка нет. Мне пришлось объяснить, как Гуюк поссорился с Бату, возвращаясь из русских земель. Об этом сведений не сохранилось. Поскольку Гуюк правил лишь два года и рано погиб, он напомнил мне английского короля Эдуарда II, который точно был гомосексуалистом. Развитие событий показалось мне очевидным. Ничего примечательного Гуюк не достиг.
Гибель Гуюка возвела на ханский престол Мункэ и положила начало расколу монгольской нации. Сторонники модернизации, в частности влияния цзиньцев, вступили в конфликт с приверженцами монгольской культуры и философии. Мункэ поддерживал Бату, который был обязан Сорхахтани жизнью.
Мункэ взошел на престол в тридцать шесть лет. Сильный, здоровый, он мог править долгие годы. Его правление впрямь началось с курултая в долине Аврага и уничтожения оппозиции. Он перебил родных и близких Гуюка, в том числе и Огуль-Каймиш, его жену, обвинив ее в колдовстве.