Завороженная
Шрифт:
– Мне были интересны их взгляды, – ответил Александр. – Я слышал, как они разговаривали в клубе несколько недель назад, и этот разговор меня заинтересовал. – Он отвернулся от буфета с бокалом в руке. – Иногда я чувствую тоску по родной земле, и мне приятно поговорить о России.
– Хочешь сказать, что затосковал по дому и поэтому пригласил этих людей сюда? Чтобы поговорить о России и о царе?
– В общем-то да. – Он потягивал коньяк.
– Но почему именно этих людей?
– Потому что они имеют отношение к международным делам. На самом деле никто из них в министерстве не занимает важных постов, однако их мнение меня заинтересовало, и я решил, что они будут более откровенны в своих высказываниях в домашней обстановке, за бокалом хорошего вина и вкусной едой.
Объяснение было дано вполне внятное, и все же Ливия чувствовала, что тут что-то не так.
– Зачем ты внушил им мысль, что вы с царем на ножах?
– В каком-то смысле так оно и есть, – ответил Александр.
Как ни странно, на этот раз он сказал ей чистую правду.
– Это он отправил тебя в изгнание?
Александр покачал головой:
– Нет, наши отношения не настолько испорчены. Но я решил из предосторожности уехать из Петербурга на время войны. – Он невесело усмехнулся. – Славяне народ горячий, Ливия, и придворные покои могут быть весьма опасным местом для птички, которая задумала взлететь слишком высоко.
– Ты эмигрировал, потому что понял, что тебе грозит опасность?
Александр снова покачал головой:
– Не совсем так, но я подумал, что было бы лучше для всех, если бы я сменил обстановку. – Он подошел и присел на диван рядом с женой. – Я удовлетворил твое любопытство, моя сладкая?
– Конечно, – сказала Ливия, хотя его объяснения не вполне ее удовлетворили. Все это было похоже на полуправду. – Пойду-ка я спать. Ты со мной?
– Я скоро приду. Мне надо написать несколько писем. – Александр поцеловал ее. – Спасибо, моя сладкая, за то, что терпишь мои причуды.
– Что такое один скучный вечер? – сказала Ливия и поднялась. – Разбуди меня. – Она послала ему воздушный поцелуй и вышла из гостиной.
Александр какое-то время оставался сидеть, где сидел, потягивая коньяк. Кажется, он все достаточно внятно объяснил ей. Однако видел, что убедить ее в своей искренности ему не удалось.
Александр со вздохом поднялся на ноги. Насколько все было бы проще, если бы София Лейси объявила своей наследницей какую-нибудь тихую, неприметную девушку из приличной семьи, леди, конечно, но леди-мышку. Покладистую и не слишком умную. Он посмотрел на портрет над камином и поднял бокал. Глупо было надеяться, что эта полная жизни женщина с решительным взглядом и внутренней силой могла бы завещать дом той, которая отвечала бы его пожеланиям. Но почему она выбрала Ливию Лейси?
Раздумывая об этом, Александр направился в библиотеку. Ливия как-то сказала, что София, как ей сообщили, желала оставить свой дом женщине, которая носила бы одну с ней фамилию. Даже если она ее не знала, даже если они были настолько дальними родственниками, что степень этого родства, как намекала Ливия, едва прослеживалась. Но почему?
Александр сел за стол и обмакнул перо в чернильницу. С пером в руке он замер и уставился в пространство. София не могла упомянуть в завещании собственного ребенка, ибо он не носил ее имени. Могла ли она пожелать сделать наследником человека лишь потому, что имена у них были одинаковы? Причем настоять на том, чтобы дом ее унаследовало лицо женского пола, та, что никоим образом не могла бы напомнить ей о сыне, от которого она отказалась?
Устремив взгляд к верхним полкам, Александр покачал головой. Он не мог, как ни старался, понять, что могло связывать женщину, хранившую у себя в доме подобные опусы, с его отцом. Тем отцом, которого он знал.
Прикоснувшись пером к бумаге, Александр понял, что чернила на кончике пера успели высохнуть. Ему совсем не хотелось писать депешу в Санкт-Петербург сегодня вечером, но он должен был это сделать.
На следующее утро Ливия проснулась с уже привычным чувством тревоги. Она устремила взгляд вверх, под полог балдахина, на котором была искусно вышита довольно смелая эротическая сцена – копия картины Фрагонара. Балдахин был частью прежней обстановки дома, и он так ей понравился, что она отдала его отреставрировать, и вот сейчас он вновь был на прежнем месте. Этот балдахин был еще одним маленьким фрагментом загадочной мозаики под названием «тетя София». Сколько любовников радовало ее в этой постели, сколько раз в моменты экстаза, поднимая вверх глаза, она любовалась этой красивой и чувственной сценой?
Александр зашевелился рядом с ней и, как всегда, мгновенно проснулся и открыл глаза:
– Доброе утро, любовь моя.
– Доброе утро. – Она блаженно потянулась и повернула к нему голову, подставляя губы для поцелуя. – Дождь идет.
Алекс сел в постели. Взгляд его устремился вверх, и он, наверное, подумал о том же, о чем подумала Ливия.
– Вот досада, а я собрался прогуляться верхом с приятелями. – Он откинул одеяло и встал, потирая затылок. – Какие у тебя планы на день?
– Меня пригласили на ленч, но я думаю, что смогу найти предлог, чтобы не ходить. – Ливия села, откинувшись на подушки, любуясь наготой мужа. – Ты не пригласишь Этель?
Александр дернул за шнурок, вызвав горничную, затем пошел в соседнюю спальню, чтобы вызвать Бориса, который, несмотря на повышение в должности до звания мажордома, продолжал оставаться личным слугой Александра.
Борис заточил бритву и почтительно передал хозяину, обернув теплое полотенце вокруг его шеи.
Депеша, которую Александр написал ночью, ждала отправки особой почтой, но Александр хотел, чтобы она попалась на глаза князю Михаилу Михайловичу до того, как будет отправлена. Утечка информации – незначительная, но весьма полезная. Полезная в том смысле, что она помогла бы Александру убить сразу двух зайцев. Как организовать эту утечку так, чтобы она не выглядела преднамеренной?
Александр продолжал раздумывать над этим вопросом, когда, спустившись к завтраку, обнаружил послание от Татаринова возле своей тарелки. Послание было зашифрованным и очень коротким: «Есть контакт».