Завтра война
Шрифт:
Пока Эстерсон судил да рядил, флуггеры пролетели еще несколько километров вдоль береговой черты, одновременно с этим все больше и больше снижаясь. Теперь сомнений не оставалось: они намерены сесть!
Но куда? Не в океан же?!
Эстерсон озадаченно почесал затылок.
«А почему бы и нет? Конечно же, в океан! Именно: в о-к-е-а-н! На воду! Достаточно только предположить, что флуггеры – конкордианские, и все сразу же встанет на свои места!»
Это был громкий проект пятилетней давности. Эстерсон вдруг вспомнил его отчетливо, как будто он затевался вчера. И хотя здесь, на Фелиции,
Перед его мысленным взором в мельчайших подробностях предстали те дни, когда этот конкордианский проект обсуждался его коллегами на все лады.
Гидрофлуггер. Скоростной летательный аппарат, который может покинуть борт космического корабля, войти в атмосферу и сесть, в случае необходимости, на воду. Когда речь идет об обычном самолете, эта задача кажется банальной. Но когда нужно научить приводняться (и взлетать с воды!) воздушно-космический аппарат, то есть флуггер, возникают сложнейшие технические проблемы.
Эти проблемы настолько головоломны, что, оценив связанные с проектом риски и промышленную стоимость гидрофлуггера, специалисты военного флота сказали: «А зачем, собственно? Может, обойдемся без посадок на воду?»
В Конкордии посчитали иначе. И создали единственный на всю Сферу Великорасы военно-транспортный гидрофлуггер.
Эстерсон даже помнил, как он называется…
Как же он называется?..
Словом каким-то таким, для шведского уха корявым…
Тут конструктор не сдержался и пустился в радостный пляс: профессиональная память все-таки начала сдавать позиции! Он не знает, как называется эта машина!
И самое приятное: знать не желает.
Плясал Эстерсон неуклюже. Но, видимо, довольно забавно – о чем свидетельствовал смешок Полины.
Она только что вышла из радиорубки с консульским телефаксом на свернувшемся в свиток отрезе полимерной бумаги.
– Роло, вы – один из самых странных людей, каких мне доводилось встречать в своей жизни, – сказала Полина.
– Это плохо? – смущенно улыбнулся Эстерсон.
– Нет.
– Связались с консульством?
– Да – не то к счастью, не то к сожалению. Вы никогда не догадаетесь, кто к нам пожаловал.
– Уже догадался. Это Клон.
– Откуда вы знаете?!
– Вы, кажется, все никак не привыкнете, что я настоящий космический конструктор. Я узнал в этих грохочущих ящиках у нас над головой плод многолетних мучений моих конкордианских коллег. Так что же пишет консульство?
– Да вот, полюбуйтесь.
Эстерсон принял бумагу, оказавшуюся на ощупь холодной и скользкой, как рыба.
Сообщение было отпечатано на семи стандартных языках Объединенных Наций. Чтобы не возиться со сканером «Сигурда» (который капризничал после купаний под здешними дождями), Эстерсон отыскал между китайским и хинди вариант текста на немецком и с горем пополам прочел.
Статус: публичный
Отправитель: консул Вильгельм Стабборн, колония Вайсберг
В соответствии с Договором о Совместном Укреплении Обороны от 4 ноября 2621 года вооруженным силам Конкордии разрешено создать маневренную базу флота на планете Фелиция (пп. 7 и 9.4 Договора).
При этом статус Фелиции как демилитаризованной зоны сохраняется повсеместно, за исключением акватории залива Бабушкин Башмак и ста двадцати кв. км прилежащей к нему суши (см. карту в Приложении 4 Договора).
Соблюдение интересов граждан Объединенных Наций и разумного местного населения Фелиции гарантировано повсеместно на территории демилитаризованной зоны (п. 11.2 Договора).
Прошу отнестись к конкордианским военнослужащим как к союзникам, призванным защитить наши совместные интересы в данном секторе Галактики и обеспечить оборону Сферы Великорасы в случае агрессивных действий вероятных противников.
– Слава тебе, господи, – облегченно вздохнул Эстерсон. – А я уж грешным делом подумал: война.
– Я тоже, – мрачно сказала Полина.
– Ну так радоваться надо!
– Радоваться нечему. То есть спасибо, конечно, что не война. Но в том, что у нас под боком будет хозяйничать военщина, я ничего хорошего не вижу.
– Как-нибудь образуется. Клоны – народ дисциплинированный. И о моей скромной персоне они не знают ровным счетом ничего компрометирующего. Признаться, для меня было бы куда хуже, если б здесь решил строить базу наш родной флот.
– О себе вы никогда не забудете подумать, – сказала Полина с горечью в голосе. – А о сирхах, которые живут на холмах над заливом? Об океанских городах моих подопечных? Вообще, Фелицию вам не жалко?
Эстерсон покраснел.
– Извините, Полина… Вы правы. Я привык рассуждать, как форменная свинья. Меня не учили другому, понимаете? Но я стараюсь научиться.
– Видно, плохо стараетесь… Впрочем, и вы меня тоже извините. Мне, наверное, не понять, что это такое – все время жить в страхе перед своими бывшими работодателями.
– Eto nemnozhko hrenovo, – сказал Эстерсон по-русски.
Полина не сдержала улыбки.
Они помолчали.
– Ну что, пошли ужинать? – предложил конструктор.
– Пойдемте. Кстати, Роло, вы не могли бы лечь сегодня со мной?
– Простите?..
– Я поставлю вам раскладушку в гостиной. Там вполне просторно. Мне будет спокойнее, если мы будем спать под одной крышей.
– Вы боитесь?
Полина немного помедлила с ответом, потом нарочито твердо ответила:
– За вас. Начинается местная солнечная зима. Я не хочу, чтобы вы простудились.
Было тепло и безветренно. Маленькая ложь Полины растрогала Эстерсона. Но конструктор не нашелся, как выразить ту сложную гамму чувств – благодарность, нежность, дружескую иронию, – которую вызвала в нем эта русская женщина, хотевшая во всем казаться сильной и независимой амазонкой.
Издалека донесся нарастающий гул.
Не было смысла комментировать друг для друга очевидное: флуггеры высадили рекогносцировочный отряд и возвращаются на орбиту за подкреплением.
До залива Бабушкин Башмак, где клоны, если верить дипломатическим витийствам, взялись крепить оборону Великорасы, по прямой было семнадцать километров.