Завтрашний ветер. Незнакомка

Ракитина Ника Дмитриевна

Черрим притащил Аррайде грамоту Маар-Ганского Храма, что паломники страдают, и что Храм собирает охотников на чудовищ. Лучше повода для похода к Уршилаку, не привлекая к себе внимания, и придумать было невозможно. Неминда и примас Сарано, осчастливленные, что нашелся хоть кто-то, рискующий выступить против растущей опасности (где нет порядка, кроме тварей заводятся и мародеры с разбойниками. А еще поговаривали о вылезающих из старых склепов упырях), взяли на себя заботу о снаряжении отряда. Внес изрядную лепту и советник Сарети. А Хассур Зайнсубани, степняк, бывший торговец гуарами и агент Косадеса, помог

выбрать на ярмарке лучших верховых и сбросил отнюдь не маленькую цену на них, елико возможно. И велел своему сыну Ханнату пойти с отрядом проводником.

Ранним утром, когда солнце, еще не укрытое злым серо-розовым маревом, а ясное и чистое, похожее на золотой щит, только выплывало из-за зубчатых гор, отряд Аррайды был готов выступать.

Рев и визг гуарьего рынка, расположенного у северных городских ворот, скрип въезжающих и выезжающих из города повозок, стук барабанов, крики погонщиков, влажное шлепанье звериных лап о брусчатку… вся эта какофония заставляла магичку Эдвину, зажатую со своим верховым в середине отряда, ерзать в высоком седле, затыкать уши и болезненно морщиться. А тут еще пара гуаров сцепилась в драке посреди дороги. Громовое «ик» поднялось до небес. Зверюга ведьмы подскочила и извергла заряд «яблок» из-под хвоста. Судорожно стиснув колени, схватившись правой рукой за луку седла, левой Эдвина зажала нос вуалью, призванной защищать от пыли лицо и шею.

Шлема ней не было, вместо кольчуги поверх любимого синего платья был натянут толстый кожаный дублет, а само платье разрезано по бокам, чтобы не мешать верховой езде. И все же способ передвижения, избранный для отряда Аррайдой и Черримом, одобрить чернокосая не могла. И после того, как аптекарь Тьермэйлин твердой рукой помог возвратить равновесие, громко высказала претензии.

— Лучше ехать верхом, чем идти пешком, — оглянувшись, назидательно изрек Черрим. — К тому же, на себе нам все не унести. Мы ж эта… аптека, библиотека и оружейная лавка в одной морде.

И зычно прокричал:

— Джофрей, Габриель и… ты, Заяц! Едете впереди в дозоре!..

Эдвина снова прикрыла лицо вуалью, на этот раз от смеха. Освобожденные в Андасрэте рабы переставали быть на одно лицо. Джофреем кликали плосколицего, с носом-картофелиной, детинушку редгарда, чьи плечи, пожалуй, были пошире, чем у бойца-хаджита. Габриелем — хрупкого светленького бретона. Пушок едва пробивался у него на подбородке, а бледно-серые глаза были опушены густыми ресницами. А босмера с пузиком и ушами, торчащими над скромной лысинкой, и, чуть что, румянившегося, аки девица, иначе, чем Зайцем, никто не звал.

Проводник Ханнат ударил в барабанчики, задавая гуарам ритм. Дозорные поскакали вперед с громким криком:

— Дорогу!.. Дорогу!!..

И Альдрун, наконец, остался за спиной.

— Глаза не скашивать! За обочиной следить в свою сторону! — проорал котище, скача вдоль строя, и поехал в голове, возле Аррайды, приноровив к ритмичному бегу ее гуара своего скакуна. Любимая двемерская кираса блестела чистым золотом; и спину Черрим держал ровно — да в кирасе крючком и не согнешься.

— Широко вокруг — засады не сделаешь, — прокричал он.

— Ага!

— На небо поглядывай!

— Ладно!..

Вдали над скалами трепетала крыльями

пара едва различимых скальных наездников, а так на многие лиги вокруг отряда не было видно ни зверя, ни человека. Только тянулись по обе стороны, отмечая среди пустошей дорогу, пирамиды из туфа, отбрасывали пузатые тени; да раза два мелькнули арочные входы в старые могильники.

— Глуш-шь…

Черрим возмечтал по привычке дернуть себя за ухо, и шлем загудел от удара латной рукавицы.

— Мрау!.. Ответы кончились, остались одни вопросы…

Аррайда обернулась к раздосадованному приятелю. С ней такие коллизии не случались. И вообще, наемница уже успела оценить по достоинству доспех из эбонита, подаренный ей Атином Сарети. Броня была потрясающей, без дураков. К примеру, Эдвина лишь цокала, разбирая наложенные на него чары. Кроме веса, у эбонита не было недостатков. Он был удобен и прочен, облегал тело, точно вторая кожа. Из него не разило потом, не было ни жарко, ни холодно, вне зависимости, что за погода стояла снаружи. И в закрытом шлеме дышалось даже легче, чем без оного. Только виделось все изнутри, как сквозь фиолетовую воду. В шлеме можно было безбоязненно смотреть на солнце.

— Я бы давно их задал, да все времени не было. Зачем ты угорелой кошкой носишься по Вварденфеллу?

Хаджит наколенником пнул гуара, чтобы не косился на аппетитный куст на обочине.

— Только не говори, что служишь гильдиям. По крайней мере, ни одной из тех, что я знаю. И при этом… ты не совершила ни единого поступка, за который я бы мог тебя презирать. По крайней мере, у меня на глазах не совершила, — он подергал головищей, словно пробовал почесать изнутри уши о подшлемник. — Можно подумать, тебя ведет Шигорат, Безумная Звезда. Ну… и что тебе понадобилось в божьей заднице? Мы везем волосяные веревки для силков, сети, колья для ловчих ям… но ведь это напоказ, правда?

Аррайда глубоко вздохнула. Покосилась на наставившего уши проводника. В шуме, производимом отрядом, трудно было что-то расслышать, и все же…

— Ответы не только за морем, — наклоняясь к Черриму, проговорила она. — Среди Уршилаку есть колдунья и провидица Нибани Меса. Попрошу ее разобраться с моим беспамятством и истолковать странные сны.

Ветер свистел между каменными столбами, утыкавшими плоское, как стол, пространство; нес мелкий песок; выглаживал каменные морщины, особенно черные под ярким пронзительным солнцем. Серые хрусткие пирамиды, расставленые вдоль дороги, медленно уплывали назад. Похоже, даже в пепельную бурю рядом с ними не потеряешься. А скалы на окоеме блистали зеркальной чернотой базальта и красными и серыми гранитными прожилками. Только вблизи становилось видно, насколько замутнены теркой песков эти каменные зеркала.

Петляла, делилась на тропы и вновь сливалась мощеная плитняком дорога. Возле грязевых колодцев, вскипающих иногда посреди колеи, цвели огненные папаротники, лезла к небу и во все стороны разбрасывала колючие плети мясистая трама. Гуары, сбиваясь с рыси, тянулись к ней башками, громко икали, хватали за стебли, хрумкали и сыто отрыгивали. По их круглых мордам с пастями-щелями разливалось блаженство.

Несколько раз сделали привал. Гуаров пустили пастись под охраной и не расседлывая. Перекусили, не разжигая костров.