Завтрашний ветер

Евтушенко Евгений Александрович

год нашу левую администрацию разгонят, и в чьих

руках окажется фестиваль? В руках таких людей, ко-

торые делали «Кларетту».

— Значит, нельзя голосовать против фашизма, по-

тому что тем самым мы поможем фашизму? Знако-

мая теория, — наливаясь кровью, засопел Грасс с

упорством буйвола, глядя поверх сползших на кон-

чик носа очков.

— К сожалению, именно так, — всплеснул рука-

ми представитель

администрации. — Да, да, синьо-

ры, это стыдно, но так. — И он даже зарозовел от

гражданского стыда, как вареный осьминог.

Знаменитый итальянский режиссер в неподкупном

ореоле седых волос дискомфортно заерзал шеей, как

при приступе остеохондроза.

— Если мы запретим этот фильм, то нас могут

упрекнуть, что мы сами пользуемся фашистским!

методами, — сказал он, опуская глаза.

— Хотя это не меняет моего мнения о фильме, я

вообще против любой цензуры, — с достоинством под-

держала его Эрика Ионг.

— Но это же не запрет проката фильма, а лишь сня-

тие его с фестиваля, за который мы все отвечаем, —

взорвался Грасс, роняя очки с носа в пепельницу.

— В самом слове «снять» есть нечто тоталитар-

ное, — ласково сказал один из членов жюри, покры-

вая сложными геометрическими узорами лист бума-

ги. — В Италии не любят таких слов, как «запре-

тить» или «снять».

— Фильм настолько бездарен, что он вызовет

лишь антифашистскую реакцию зрителей, — добавил

другой член жюри.

За снятие фильма с фестиваля голосовали только

трое иностранцев, исключая Эрику Йонг.

Представитель администрации облегченно вздох-

нул, поняв, что его зарплата за прогрессивную де-

ятельность спасена — по крайней мере до следую-

щего фестиваля.

Но Грасс не потерял своей буйволиности.

— Резолюцией! — прохрипел он. — В таком слу-

чае мы обязаны хотя бы выразить наше общее отно-

шение к фильму протестом. Я напишу проект.

— Я тоже напишу, — сказал я, предчувствуя, что

Грасс напишет нечто неподписуемое. Так оно и прои-

зошло.

— Вы слишком подчеркиваете, что фильм «про-

фашистский», а это уже политическое обвинение. Ис-

кусство должно стоять выше политики... В Италии

нет ни фашизма, ни профашистских настроений. От-

дельные группочки нетипичны... (Ого, давненько я не

слышал даже от самых наших суровых критиков

этого слова «нетипично»!) В Италии никогда не бы-

ло фашизма в том смысле, как у вас, в Германии,

синьор Грасс, — у нас, например, не было

ни анти-

семитизма, ни газовых камер... Муссолини был все-

го-навсего опереточной фигурой — стоит ли прини-

мать его всерьез... — посыпалось со всех сторон на

Грасса от большинства членов нашего самого прогрес-

сивного в мире жюри.

За мой, менее жесткий проект резолюции схвати-

лись, как мне сначала показалось, даже восторжен-

но. Но началась коллективная правка — и это была

одна из самых страшных правок за всю мою тридца-

типятилетнюю литературную жизнь.

Резолюция читалась справа налево и слева на-

право, повторяя движение лицевых мускулов пред-

ставителя администрации, а также сверху вниз и сни-

зу вверх. Взвешивалось и мусолилось каждое слово,

пунктуация. Сначала я был в отчаянье, но постепен-

но вошел во вкус. С любопытством я ожидал, чем

все это кончится, беспрестанно меняя, переставляя,

вычеркивая в соответствии со всеми, часто взаимоис-

ключающими замечаниями.

Окончательный текст резолюции, в котором поч-

ти не осталось ни одного моего слова, был изящно

краток, как персидская стихотворная миниатюра:

«Мы, члены жюри Венецианского кинофестива-

ля, стоя на принципах свободы искусства, включаю-

щей неподцензурность, единодушно выражаем свой

нравственный протест сентиментальной героизации

фашизма в фильме «Кларетта», хотя мы и не запре-

щаем его показ на фестивале».

Я зачитал этот проект, созданный, так сказать,

всем творческим коллективом, но воцарилась мерт-

вая тишина, исключая буйволиное мычание Грасса,

недовольного резолюцией, как слишком мягкой.

И вдруг я понял, что резолюция и в этом виде не

будет подписана.

— А нужен ли вообще коллективный протест?—

наконец прервал тишину знаменитый итальянский

режиссер, с легким стоном массируя себе шейные

позвонки. — Каждый может высказать прессе свое

пение отдельно... В коллективных протестах всегда

1 и. нечто стадное... Я против нивелировки индивиду-

альностей... Кроме того, я уверен, что нашим про-

петом мы создадим только рекламу этому фильму,

которого, может быть, никто и не заметил бы...

—Зачем помогать реакции? — опять всплеснул

руками, как щупальцами, представитель админи-

страции.

Я любил этого знаменитого итальянского режис-

сера — особенно мне нравилось, как пол мятежным