Заяабари (походный роман)
Шрифт:
Слегка разбогатев, занялся поисками лодки. Столица выбором не баловала. В магазинах были только байдарки. Не внушали они уверенности, и я чуть было не решился начать самостоятельно строить плавсредство, как вдруг натолкнулся в турклубе на объявление о продаже большой надувной лодки под названием "Рафт". Созвонился по телефону и приехал по указанному адресу.
Я попал в цех по производству надувных лодок. В глаза сразу бросилось изделие 4 на 2 метра, с диаметром борта – 0,5 метра, грузоподъемностью – 900 кг и водоизмещением – 2200 литров. Вот это да! Сразу захотелось процитировать осла из мультфильма о Винни Пухе: "Это мой любимый размер". На такой штуковине можно и океан переплыть. Кстати, Ален Бомбар пересек Атлантику на надувной лодке примерно с такими же габаритами.
Одно из преимуществ «Рафта» в том, что он исполнен из двух оболочек: наружная сделана из прочной толстой ткани с полипропиленовой пропиткой, а внутренняя – из прорезиненного капрона. Причем герметичная внутренняя оболочка по размеру несколько больше наружной и негерметичной. Наружная оболочка перенапрягается от надутия внутренней, которая чувствует себя свободно и липнет к наружной изнутри, не выпуская огромную массу воздуха. По-моему, гениальное решение. Лодку можно было накачать до кондиции, которая непосвященного наблюдателя введет в состояние священного трепета перед чудесным изобретением. Надувная вещь становилась деревянной на ощупь и внушительной на вид. Хорошо было и то, что лодка состояла из четырех независимых секций: утопнуть на ней вдруг довольно сложно.
Стоимость лодки выражалась астрономической цифрой. Больше всего поразило то, что железяки, являющиеся причиндалами для гребли и парусного вооружения, стоили столько же, сколько и сама лодка. Я опечалился и собрался было уже обзавестись плавсредством поменьше. Но мужчины, труженики цеха, оказались люди душевные. Они прониклись моей печалью и предложили по сходной цене другой "Рафт", но бывший в употреблении. Я воспрянул и попросил надуть бывшее в употреблении судно немедленно. Надувание на фирме было поставлено на широкую ногу и осуществлялось с помощью пылесоса. Не успел опомниться, как взору моему предстала лодка чуть поменьше той, которую увидел только что, но тоже – ничего себе: большая и толстая.
Если поставить на возвышенность мужчину и заставить женщин двигаться строем перед ним, то скоро в глазах у него зарябит, и он устанет рассматривать и оценивать их прелести: ноги, грудь, живот и т. д. Но может случиться так, что ему повезет, и он почувствует душевное смятение от вида ничем, на первый взгляд, не примечательной особы. Его может пронзить изнутри электрический ток неизвестной природы, могут произойти и другие чудеса, сигнализирующие мужчине на возвышенности о том, что пора влюбляться. Он спускается с пьедестала вниз, глаза у него неестественно блестят, он подходит к объекту любви на близкое расстояние, плюхается на колени и начинает нести всякую романтическую чушь, пытаясь склонить даму испытать взаимность и побыстрей.
Примерно то же самое произошло и со мной. Я увидел СВОЮ лодку. Она полностью соответствовала моим внутренним душевным процессам. На вид не выглядела как что-то особенное. Она просто лежала в надутом состоянии, лениво демонстрируя свои прелести без малейшего желания быть проданной. Я начал влюбляться, и как мужчина с опытом не требовал любви ответной сразу, а собирался разжечь страсть в ней и в себе с помощью ударного труда, изготавливая необходимые железные причиндалы (покупать их за сумасшедшие деньги не собирался).
Запала мне лодочка в душу моментально, и я готов был упасть на колени перед бывшим в употреблении плодом чужого технического творчества. Чувство было особенное и новое для меня, потому что ко всякого рода приспособлениям отношусь обычно равнодушно. А тут даже не приспособление, – просто надувная вещь. Удивился я себе и полез в карман за зарплатой, которую отдал почти всю главному мужчине. Денег было не жаль.
Из лодки выгнали воздух, не дав налюбоваться чудом вволю. Опытные руки мужчин-сотрудников цеха скрутили лодочку и бесцеремонно впихнули в баул, тоже бывший в употреблении. Не успел я опомниться, как оказался один на один со своим счастливым приобретением за воротами предприятия на фоне неприветливого индустриального пейзажа и леса. Чудесное надувное изделие, даже находясь в мешке в свернутом состоянии, грело душу, и я двинулся в направлении Курского вокзала с чувством внутреннего комфорта.
Во время езды в поезде No 67 Москва-Симферополь я испытывал нетерпение поскорей приехать домой, чтобы придать лодке естественный надувной вид.
Лодочка в надутом состоянии заняла все свободное комнатное пространство. Но я не огорчался, передвигаясь внутри жилища боком вдоль стен, а испытывал безмерное счастье от приобретения вещи, которая позволит мне уплыть куда-нибудь далеко.
В одну из ночей случилось чудо. Я вдруг проснулся от предчувствия чего-то необычного и значимого. В полном сознании и здравом уме начал терять ощущение тела, пока не провалился в бездну. И увидел золотистый свет, но скорее это был не свет, а густая масса. Слышался гул, но не ушами, а каким-то другим органом. Гул нарастал, достиг высшей точки и прекратился внезапно. Золотистый туман рассеялся, и показались горы, покрытые лесом. Я не был наблюдателем просто так, а был участником таинственного процесса, потому что падал на местность с небес медленно и нежно, как на парашюте. Вершины гор поравнялись с моим падающим телом, и я увидел под собой море. До воды долететь не удалось – все прекратилось вдруг, стоило мне только захотеть запомнить местность. Я лежал с закрытыми глазами, надеясь, что все еще может повториться, но ничего не произошло.
Видение потрясло меня до глубины души, несмотря на то, что в нем на первый взгляд не было ничего особенного. Подумаешь: горы и море! Потрясение произошло от того, что я видел СВОЕ МЕСТО на планете, именно то место, которое греет душу и которое заключает в себе все впечатления о мире. Показалось, что мир для меня начинается и кончается именно там, именно там то место, из которого я начался непонятным для себя способом.
Я почувствовал в себе желание стать нищим. Раздать все, что у меня есть, остаться в рубище и на четвереньках отправиться в странствие на поиск увиденного мистического места.
Мне холодно и голодно. У меня нет дома и прибежища. Народ шарахается от моего вида и запаха. Но мне все равно. Я стал холодом, голодом и нищетой в поисках счастья и любви. Дайте мне сейчас все блага мира, и я не пойму их прелестей, потому что их не существует, кроме как в больном воображении. Я вдруг почувствовал себя знающим все на свете, только высказаться не было сил. Я грязный, длинноволосый и бородатый. Сплю где попало. Так продолжалось долго, и процесс увлек меня основательно: даже начал забывать свое прошлое. Я полз на четвереньках по свету в неизвестном направлении и плакал от радости существования. Я плакал с утра до вечера. Слезы мои не были слезами печали, это были слезы глубокой первозданной тоски и радости. Ночью спал в позе зародыша, но сна как такового не было, а была просто тишина вокруг, которую должно познать без движения. И я лежал в ночи, боясь спугнуть тишину. Прошло много времени, и я понял, что мои попытки тщетны, и что мне не хватит жизни найти загадочное место, но вместе с тем я понял: ничего другого не остается, как только идти вперед, потому что все остальное в жизни потеряло смысл. Я оставил этот смысл где-то на обочине дороги, не помню, когда и где.
Я стоял посреди степи, обдуваемый ветрами, и не знал, куда идти. Спросить направление было не у кого. И я пошел вперед в бесконечность пространства. Вдруг все вокруг: и небо, и земля завращались и начали терять очертания. Вращение стало беспорядочным. Я не знал, где верх, а где низ. Но зато знал точно, что идти надо вперед и только так можно представлять из себя цельность, – иначе существование прекратилось бы вообще. На самом деле оно и так уже почти прекратилось, остались только смутные ощущения от стертых воспоминаний.