Заяц, жаренный по-берлински
Шрифт:
Немцы в окопах заметили поваров. Решив, что они привезли обед, начали громко приветствовать поваров - скалить зубы и кричать, зазывая их к себе. Фрицы громко стучали ложками по пустым котелкам. Ломов, Синдяшкин и Орехов махали немецким солдатам руками и улыбались.
Ломов стегнул лошадь. Она ускорила ход. Перешла на бег. Передвижная кухня, миновав передний край немцев, выехала в поле и помчалась к советским окопам.
Немцы, среди которых был долговязый сержант, смотрели на поваров, как на сумасшедших, крутя пальцами
– Вохин гейн зи? Дорт зинд руссише! (Куда вы? Там же русские!)
Лошадь, которую стегал Ломов, мчалась во весь опор. Передвижная кухня, подпрыгивая на ухабах, летела к советским окопам.
Когда она преодолела почти половину расстояния до них, немцы, наконец, сообразили, что повара направляются к русским преднамеренно. Сержант злобно выругался, поворачивается к своим солдатам и махнул рукой.
– Фойер! (Огонь!)
Немцы открыли по поварам огонь…
…Пули свистели над головами поваров и Орехова, со звоном ударяясь о бак для пищи.
Орехов выхватил из-под себя пулемет. Дает из него длинную очередь по немцам.
Сержант с простреленной головой повалился на дно окопа. Рядом с ним упало еще несколько убитых немецких солдат.
Орехов продолжал строчить из пулемета – ну, прямо как с тачанки. Синдяшкин выхватил из-под ног автомат и, обернувшись, тоже начал отстреливаться. Ломов, привстав на облучке, погонял лошадь. До советских окопов оставалось не больше ста метров…
…В окопе стоял старший лейтенант Романов. Прижав к глазам бинокль, он удивленно наблюдал за странной повозкой с тремя фрицами, мчащимися к нашим окопам и стреляющими по своим. Рядом с Романовым топтался сержант Шилович. Взяв наизготовку автомат, он тоже изумленно наблюдал за происходящим. Чуть дальше замерли готовые ко всему бойцы.
– Что за ерунда? – недоуменно протянул Романов.
– Фрицы… Летят на нас. А стреляют по своим.
– Может, к нам решили переметнуться? – предположил Шилович.
Старший лейтенант пожал плечами.
– Если к нам, - продолжал Шилович.
– Давайте их прикроем. Поддержим огнем!
– Погоди. Дай разобраться…
…Передвижная кухня мчалась по полю к нашим окопам. Когда до них осталось 70-80 метров, пуля попала в лошадь. Захрипев, она повалилась набок. Кухня замерла на месте.
Орехов обернулся к поварам и вопросительно посмотрел на них.
– Егорыч, что делать? – крикнул Синдяшкин.
Ломов решительно махнул рукой.
– Дотянем сами!
Он повернулся к Орехову.
– Товарищ капитан, чего не стреляете?
Орехов снова начал строчить по немцам из пулемета.
Ломов спрыгнул на землю и бросился к убитой лошади, Синдяшкин – за ним. Под градом немецких пуль повара выпрягли из повозки убитую лошадь, впряглись в оглобли сами и,
поднатужившись, сдвинули кухню с места – не хуже лошади. Шаг за шагом друзья шли все быстрее и быстрее, а затем перешли на бег. Передвижная кухня катилась, приближаясь к советским окопам. Ломов вскинул голову и крикнул в сторону наших:
– Братцы! Мы свои!!!
Услышав крик Ломова, старший лейтенант Романов и сержант Шилович переглянулись.
Повернувшись к своим бойцам, Романов махнул рукой.
– По немецким окопам - огонь!
Бойцы дали дружный залп по фрицам…
***
Передвижная кухня стояла в леске за окопами нашего передового края.
Рядом с кухней сидели прямо на земле, тяжело дыша, потные и замученные Ломов и Синдяшкин в немецких шинелях.
Двое санитаров сняли с бака для пищи Орехова, уже скинувшего с себя немецкую форму, бережно уложили его на носилки и унесли.
Кухню обступили улыбающиеся бойцы во главе со старшим лейтенантом Романовым.
– Что ж вы кухню не бросили? – спросил у поваров Романов.
– Когда подстрелили лошадь? Быстрее бы добежали!
Ломов отрицательно помотал головой.
– Нельзя нам бросать кухню, товарищ старший лейтенант. Для повара она…, - Ломов почесал затылок.
– Как для танкиста танк.
Обступившие поваров солдаты засмеялись. Ломов кивнул на огромный бак для пищи.
– Да и груз у нас ценный.
Романов удивленно вскинул брови.
– Какой?
Ломом и Синдяшкин усмехнулись. Ломов встал, подошел к кухне, забрался на бак и открыл его круглую крышку. Заглянув внутрь бака, постучал по его обшивке.
– Вылазь!
Из люка бака показалась голова немецкого фельдфебеля. Щурясь на ярком свете, он со страхом озирался вокруг. Высунувшись по пояс и разглядев советских бойцов, фельдфебель поднял руки вверх.
– Гитлер капут!
Бойцы, обступившие кухню, громко заржали.
Ломов повернулся к Романову.
– Нарвались в лесу на немецкий патруль… Троих положили. А этого – взяли с собой. Так что принимайте.
Старший лейтенант восхищенно цокнул языком.
– Ну, вы даете!
Ломов спрыгнул на землю и начал расстегивать пуговицы немецкой шинели.
– Хватит ходить во фрицевской форме, Иваныч! – бросил он Синдяшкину.
Ломов и Синдяшкин сняли и брезгливо швырнули немецкие шинели на землю.
Романов и бойцы увидели на груди каждого повара два Ордена Славы. Уважительно переглянулись.
***
У палатки медсанроты Валентина разговаривала со своей подругой Татьяной.
Татьяна увидела, как издалека к ним приближается Ломов. Ойкнув, она прижала руки к лицу.
– Смотри!
Валентина повернула голову в сторону Ломова, увидела повара и, радостно вскрикнув, бросилась к нему. Широко заулыбавшись, Ломов ускорил шаг. Валентина подлетела к Петру Егоровичу и, замерев в шаге от него, несколько секунд смотрела на повара так, словно все еще не верила своим глазам.
– Егорыч! Миленький…