Заявление
Шрифт:
Может, действительно такой костюм дома удобен? Может, действительно красиво? Наверное, к этому надо подходить, как к больному — индивидуально. Но какая же индивидуальность, когда мода! Мода стирает индивидуальность; тем она, возможно, и удобна и приятна. Тем она и способствует стройным рядам сегодняшнего, и вчерашнего, и завтрашнего человечества. Не надо обдумывать и обсуждать моду. Она без мысли. Она непонятна и необъяснима. Она дает возможность человеку быть как все, чтоб было как у всех, не чувствовать себя хуже других. Она помогает людям ощущать локоть
Тренировочный костюм не везде удачно подчеркивал ее формы, не везде то, что нужно, но зато удачно гармонировал с мешками на коленях Вадима. Но что делать — так у всех. Дружно — она впереди, он за ней — трогательные своей прелестной одинаковостью, они двинулись на кухню.
Насколько жизненнее и перспективнее эти двое, чем, скажем, худосочные или дородные представители семьи Форсайтов, которые тоже переодевались к обеду, тоже дружно выходили к столу парами, правда выстраиваясь не в затылок, а рядом, подавая даме руку, хотя, как и Оля с Вадимом, могли быть при этом только вдвоем.
Оля вбежала на кухню, с восторгом принюхиваясь к аппетитным ароматам. Очень хотелось есть.
— Оленька, где будем есть? На кухне или ты сегодня в комнате хочешь?
— Почему в комнате? Конечно, на кухне. Что за охота возиться в комнате! Стол накрывать, таскать туда.
— Да, конечно. Просто в комнате можно одновременно и передачу по телевизору смотреть.
— Ну, если охота возиться, давай в комнате. Все же чем это у тебя так вкусно пахнет?
— Сегодня я решил изюбра купить. Это очень вкусное мясо. Конечно, если приготовить, как надо. А есть сразу. Главное, не дать остынуть.
— Да-а. Когда-то ты это уже делал, я помню. Вкусно было.
— Все сейчас увидишь сама. Сейчас начнем. Я все рассчитал — мы успеем поесть, а потом спокойно будем смотреть «Знатоков».
— Ой, сегодня! Прекрасно, Вадичек!
Они успели поесть. Все было очень вкусно.
И сели спокойно смотреть, как знатоки ведут следствие.
Долго они еще сидели в креслах. В постель они не торопились.
Тит заехал за Галей около двенадцати часов. Она отпросилась у Зои Александровны, и они поехали в клинику к Сергею Мартыновичу.
В отличие от многих, ей лично знакомых, известных шефов-корифеев, у Сергея Мартыновича была секретарша, предмет зависти большинства именитых хирургов, не заслуживших подобную штатную единицу. (Ну, естественно, не слишком именитых. Разумеется, у кого есть целый институт, тому по штату полагается секретарша.)
Секретарша, как говорится, стояла на воротах и лишнего мяча не пропускала. Секретарша красивая и суровая. Приемная большая. Редко в клиниках можно увидеть такую большую приемную у шефа, — жалко места.
Когда Тит назвал себя, секретарша улыбкой дала понять, что Сергей Мартынович предупредил ее, и показала
— Начальство сейчас посадило себя в шкафы. Это тамбур перед кабинетом. Сейчас у всех значительных начальников так. Мода такая.
Секретарша нажала кнопку и, наклонившись к пластмассовому ящичку на столе, сообщила Сергею Мартыновичу, что к нему пришел Морев.
Тит, считалось, тоже в жизни преуспел, но такого вальяжного оформления своей значительности он не достиг. Значительность и влиятельность Сергея Мартыновича определялась не должностью, а чем-то еще; то ли характером и контингентом обращавшихся к нему, то ли характером и связями контактировавших с ним, то ли просто его характером, полученным с генами от родителей.
Далеко не всякий профессор-врач мог себе позволить и такую приемную, и весь этот чиновный антураж.
Кабинет тоже был большой.
Профессор был высок, но коренаст, волосы гладко зачесаны назад, лицо круглое, без очков. Из-под хорошо отглаженного, расстегнутого халата виднелся небесно-голубой операционный костюм. Шапочка стояла на столе.
Хозяин кабинета уже направлялся от стола к ним навстречу.
«К шкафу идет», — подумала Галина Васильевна и машинально приостановилась, оглянувшись на дверь. Изнутри дверь выглядела дверью и была вровень со всей стеной.
— Привет, Титок. Естественно, только нужда, только беда и могла тебя, ко мне привести. — Он обнял гостя и приложился своей щекой к щеке товарища. — Что, так и не управился со своей язвой?
— Сергей, познакомься, пожалуйста. Это мой спаситель, которая при помощи «скорой помощи» была вынуждена заменить тебя. Прободение было.
— Что ты говоришь?! Вы коллега, значит?
— Да. Я хирург из городской больницы, куда привезли Тита Семеновича. — Галина Васильевна явно смущалась, разговаривая с таким известным хирургом. — Вы уж извините, я по просьбе Тита Семеновича вам тогда звонила, но вас не было в городе.
— Да, мне часто приходится выезжать. Часто.
— Сергей. — Тит указующе посмотрел на Галю, — Это мой спаситель и ныне еще и моя подруга. Отнесись к ней со всей серьезностью.
— Я за. Какие разговоры. Но… отняла мой законный желудок. Да уж ладно. — Профессор снисходительно и поощрительно улыбнулся. — Так что же? Какие-нибудь у тебя, — Титёк, осложнения?
— Не у меня. У нее. И не со здоровьем…
— Ну, ну. Раз дело — давай короче. Хотя ни в чем другом я ведь не понимаю. Так сказать, ешьте но-шпу.
Тит не успел рта раскрыть, как вошел какой-то помощник Сергея, воспользовавшись требованием шефа входить без стука. Шеф говорил: «Если ко мне нельзя, я сумею оградиться от всякого».
— Чего пришел? Операцию записывать или дело есть?
— И то и другое.
— Ну говори. Вы не спешите, ребята? Я буду, отвлекаться, ладно? А с вами я хочу подольше поболтать. Ну чего?
— Сергей Мартынович, вы не подпишете ходатайство Саше Прасолову, на машину? В институте будут машины, несколько штук.