«Зайцем» на Парнас
Шрифт:
— Один так и остался лежать. Коренастый с усиками. Крюком прямо в челюсть. Второй еле ноги унес. Тарзан. Крепкий, правда. Долговязый получил пару пилюль и загодя отчалил. Тут мой трамвай подошел, и я уехал.
Как всегда, Юрий не мог понять взгляда Чавинцева. Что он выражает? Скрытую неприязнь соперника за отбитую девушку? Дружескую солидарность сотоварища по цеху, по станку? Легкий упрек: вот, мол, в какую кашу попал из-за твоих шашней? Или великодушие сильного человека, довольного тем, что мог оказать услугу? Поблагодарить Валерия от души? Действительно: не будь он таким сильным, не знай приемов бокса, худо бы ему пришлось. Но Валерий может понять, что он благодарит за Ксению. А этого Юрий не хотел. И он сказал признательно и с въевшимся холодком:
— Дельно расправился, Валера. Скажи, какие прилипчивые. В другой раз наскочат, я за тебя расплачусь. Хоть и не боксер.
— Едва ли с обоими встретишься.
— Почему?
Чавинцев внимательным взглядом проводил проходившую девушку в синей «болонье», с открытой головой.
— Расспрашивал я об этих ребятах. С тракторного. Длинновязый — Лешка Пошибин. Так ему суд скоро. Выпивши был, избил студента в горпарке. Два раза до этого по декабрьскому указу сидел. Сейчас строго, могут до трех лет пришлепать. Да и второй, Митька Куницын… с усиками. Не работает, за прогулы выгнали с тракторного. Целая компания их, с девчонками по парадным до утра ошиваются… тоже на примете.
— Каждый кузнец своего счастья, — произнес Юрий фразу, вычитанную где-то в хрестоматии.
От поселка тракторного завода показался новый автобус. Чавинцев протянул ему руку, сказал словно бы между прочим, благожелательно:
— Кланяйся моей крестнице. — Он дотронулся до своей заклеенной брови. — Видал вас в городе.
«И нас видал, — подумал Юрий. — Везде успевает».
— Непременно передам.
Шипя, остановился автобус. Валерий сел. Косарев посмотрел на часы, подумал и домой, в общежитие, пошел пешком.
Вчера он взял в библиотеке «Саламбо» Флобера и на ночь хотел почитать часик-другой. Книгу ему посоветовала Ксения, она и разъясняла те места, которые он не понимал. Пожалуй, у нее в крови есть семейная закваска — педагогическая жилка. Может, ей стоило бы стать учительницей?
VII
На заводах, где многие хорошо знают друг друга, отношения людей не могут долго оставаться тайной. Узнали и о встречах Юрия Косарева с Ксенией Ефремовой, о их поездках на художественную выставку, в филармонию, в театр. Однажды, когда Юрий увидел крановщицу возле столовой и, весь просияв, остановился перекинуться словечком, что-то заставило его оглянуться: на него в упор смотрела Антонина. По двору она шла вместе с подружкой Зиной Путиной, и та что-то быстро, шепотом говорила и показывала на Ксению пальцем. Юрий смешался, но поборол себя и не отошел от девушки.
В этот день место ему в столовой Антонина не заняла, и обедал он отдельно. Домой она тоже уехала на трамвае с подругами. Теперь при встрече с женихом красивое лицо ее становилось надменным, она особенно гордо несла высокую грудь и старалась не замечать его или кивком, на ходу отвечала на его приветствия. А Зина — некрасивая стареющая девушка — как-то полушутливо кинула ему:
— Изменщик. Таких, как ты, у нас сто и еще хвостик.
От Юрия, видимо, ожидали раскаяния.
По дошедшим до него слухам, мать Антонины сказала: «Так и знала, что этим кончится. Юрка никогда у меня симпатичности не вызывал: шалый. Он одного пальца на ноге Тонечки не стоит».
С невестой Юрий не ссорился, а просто они встречались все реже и реже, перестали вместе ходить в столовую, в клуб на танцы, после работы он уже не провожал Антонину домой. Случилось это удивительно быстро, незаметно, во всяком случае так казалось Юрию. «Рухнуло, будто снег». А впрочем, так ли быстро? С февраля началось. Ведь и сугробы рушатся не сразу: их пробивают солнечные иглы, снизу подтачивают невидимые ручейки.
В начале мая Юрий столкнулся с Антониной во дворе возле проходной. Она молчала, не спросила даже, почему не заходит. Юрий заговорил первый, стараясь принять веселый тон:
— Как живешь?
— Лучше всех.
— Ездишь в сад? Самые посадки.
— Некогда. Мама с папой. У меня и дома дел по горло.
Говорить больше было не о чем. Юрий понимал, что неудобно молчать. Находил же он раньше темы, интересные для обоих? Антонина самолюбиво ни о чем не расспрашивала, и он, чувствуя, что теряется, сознавая, что виноват перед невестой, сказал первое, что пришло в голову:
— К июню обещали наш дом сдать, я уж ходил смотреть комнату. На четвертом этаже выделили.
Он слишком поздно понял, что ляпнул бестактность. Антонина слегка побледнела, отчего ярче выделились накрашенные губы, надменно проговорила:
— У тебя две моих пластинки. Принес бы.
Как-то устраивали вечеринку у Зины Путиной: возвращаясь домой, Юрий взял две полькинских пластинки с танцевальной западной музыкой, да так и забыл ей вернуть.
— Зачем понадобились? — шутливо спросил он, стараясь загладить свою оплошность. — Пирушку устраиваешь?
— Не одному же тебе развлекаться.
Вышли на улицу. Антонина сразу усиленно замахала подруге, свысока, почти брезгливо процедила сквозь зубы: «Ну, мне на трамвай» — и отошла, не ожидая, что он скажет. Юрию невольно вспомнились ее слова, переданные через Зину: «Нашел какую-то замарашку. Еще побегает за мной, да как бы не было поздно». Друзья по старой памяти спрашивали Юрия, когда же свадьба. Он отмалчивался. Вокруг Антонины опять стали виться парни, и он раза два видел с ней Валерия Чавинцева. Говорили, что Антонина даже приходила с ним в спортивную школу молодежи, была в клубе завода «Вольный орел» на матче боксеров. Валерий великолепно выиграл встречу, и ему присвоили третий разряд.
Ну и хорошо, что он расходится с Антониной без скандала. Временами Юрий чувствовал себя подлецом. Да, Зина Путина права, он «изменщик». Хорошие люди так не поступают. Раззвонил по всему свету — и в кусты. Но что он мог с собой поделать? Все его помыслы были направлены теперь к милой сердцу Ксении Ефремовой. Он выискивал любой повод, чтобы зайти к ней, увидеть улыбку скромных губ, услышать ласковый, чистый голос, хоть минутку побыть вместе. Одна мысль о том, что рядом живет эта чудесная девушка, делала его счастливым. Иногда Юрию казалось, что до знакомства с ней, он был слеп и глух, многое не замечал, не понимал в жизни. После каждой беседы с Ксенией что-то новое входило в его душу.