Заземление
Шрифт:
Хлопок. Волна воздуха пролетела низом. Просвистела под дверью, коснувшись лодыжек, как ласкающаяся кошка. На лицо упал комок паутины, и Кантана неловко смахнула его рукавом.
— Они где-то здесь, — раздался голос матери.
Дрожь заколола плечи. Как же сложно сдержать порыв и не выбежать ей навстречу!
— Тот мужчина указал на пятую дверь по левой стене, — отозвался в ответ голос Тиарэ. — Считай.
— Она могла уйти.
— На Первый Холм что ли? — отозвалась Тиарэ. — Не смеши. За день хартию утвердить не могли. Здесь твоя Кантана.
— Дерзкая девчонка! Ей придётся отвечать
Фраза ударила по голове ледяной градиной. Руки похолодели и сделались влажными, а сердце улетело вниз, как камень, брошенный со скалы. Кантана проглотила всхлип и затихла в уголке.
Шаги простучали вдоль стены и остановились напротив каморки. Сердце разошлось так, что грозило выпрыгнуть из груди, прорвав рёбра и кожу. Пытаясь успокоиться, Кантана прижалась щекой к стене. Слиться бы с ней, превратившись в кусок отсыревших обоев!
Снаружи молчали. Молчали и не уходили.
Темнота вокруг походила на мрак библиотеки, разве что, пахла более враждебно. Кантана вспомнила, как они с Нери ютились под столом в Башне, скрываясь от дозорных. Эх, был бы здесь Нери! Увидеть бы его усмешку сквозь мрак, почувствовать бы тепло рук… Рядом с Нери опасность имела совершенно другой вкус. Да, мальчишка не самый ловкий союзник, но он обладает удивительной способностью вселять веру, что она может всё.
Мысли о Нери больше не пугали, и это удивляло. Более того: воспоминания о том, что произошло в библиотеке, разливались по венам мучительным удовольствием. Даже сейчас, в шаге от верной гибели, одна лишь мысль о поцелуе прогнала ненужные страхи. Кантана представила, как он выходит навстречу, раздвигая тьму. Почти увидела его силуэт. Вот он остановился напротив и протянул к ней руки. Воображаемый Нери крепко прижал её к груди, воскрешая былую уверенность. Кантана почти услышала биение его сердца под шёлковой тканью рубашки. Он был сгустившейся темнотой, в которой она пряталась вместе с запретными мыслями. Клубами пыльного мрака, скользящими по коже.
Он был её спасением даже на расстоянии.
— Там кто-то вздохнул, — решительный голос матери разбередил тьму, заставив Кантану присесть и сжаться комочком за тюком ткани.
— Тебе кажется, — почтенные Покровители! Неужели Тиарэ вовремя пришла на помощь! — Я ничего не слышала.
— Я тоже не слышала ничего, — вмешался третий голос. Кантана не могла не узнать этот тембр. От одной мысли, что лучшая подруга, отношения с которой наладились таким трудом, снова вонзила ей нож в спину, стало тошно.
— Нет, говорю же, — шаги матери неумолимо приближались. — Я чувствую: Кантана где-то здесь!
— Проверь и успокойся, — выдохнула в ответ Тиарэ.
Шаги замерли у самой двери, и Кантане не нужно было угадывать, кто её гость. Холод застыл под ложечкой. У матери пылился целый ящик туфель и сапожек разных моделей, но она обожала лишь одну пару. Добротные, но поношенные ботинки из рыжей кожи с меховой оторочкой, годные для первого и четвёртого сезонов. Кантана узнала бы стук этих каблуков из миллиона.
Скрип половиц перетёк в кряхтение несмазанных петель. Куски ржавчины посыпались на пол, отскакивая от досок. Полоса света легла на стену, выбелив клоки паутины, старые банки и мох. Казалось, откладывать неизбежное не имеет смысла, но Кантана всё равно пригнула голову к полу.
— Кантана, — голос матери был строг и сух, — выходи, если ты здесь. Всё равно найдём.
Кантана обхватила руками голову. Вот бы оградить себя от этого голоса, ненавистного и любимого одновременно! Остановила дыхание, прислушиваясь к тишине. Может быть, она таит спасение?
Кантана оказалась права. Ответом Анацеа стал знакомый топот коготков. В световой линии, что едва касалась носков сапожек, очертилась лохматая тень. В следующий момент кто-то юрко пронёсся между ногами Анацеа, едва не опрокинув её, и умчался по коридору.
— Хорёк! — в ужасе выкрикнула прародительница клана, захлопывая дверь. — Это отвратительно! Здесь и живности полно! Боюсь представить, какие недуги они разносят.
— Может, и Недуг Пропасти сюда проник, — согласилась Тиарэ. — Давай поищем в других местах.
— Кантана не стала бы сидеть в каморке с живностью, — согласился третий голос. Голос Тилен.
Внезапный укол ярости ослепил настолько, что Кантана едва не выдала себя фырчащим дыханием. Тилен! Гадкая предательница… Стоило ли до последнего лелеять надежду, что Лазовски сделала это не по собственной воле?! Что, интересно, скажет в своё оправдание на этот раз?! Я хотела, как лучше, потому что сбегать от матери в компании иномирян нехорошо?!
Слёзы ошпарили щёки, и Кантана торопливо смахнула солёную влагу рукавом. Нет, не от матери она убежала. Она спряталась от неминуемого наказания, от сокрушившей её личность системы, винтиком которой стала Анацеа. Скрываться от верной гибели — естественный инстинкт любой твари Покровителей… Что предпочёл бы здравомыслящий человек, будь у него выбор: остаться без рук и языка, или использовать шанс начать новую жизнь?
Шорох мелких камушков походил на молитву. Шаги рассыпались за стеной, как бисер. Топот и гомон голосов раздавались то справа, то слева. Каждый раз, когда преследователи мчались мимо кладовки, пол вибрировал, угрожая обрушиться.
Темнота подхватила страхи, отчётливо вырисовывая образы. Пространство, подёрнутое мраком, раскачивалось в такт ударам сердца. Кантане казалось, что она стоит на верёвочном мосту в разгар бури. Под ногами разверзлось бездонное ущелье в обрамлении ломанных скалистых пиков. Берег уже сожрала тьма небытия. На противоположном ждала лишь неизвестность, полная страха. Неопределённость, о которой не было времени думать. Лучший вариант в разгар урагана — удержаться на перекладинах и не сорваться. А как быть дальше подскажет судьба.
Если, конечно, она не улетит в чёрное око пропасти, разрывая туманную завесу. Если не оставит себя камням ущелья.
Кто-то ударил в стену снаружи. Щепки шуршащим дождём полетели на голову. Кантана зажмурилась и накрыла затылок ладонями. Спина давно молила о пощаде, но поднять голову по-прежнему было страшно, словно невидимый преследователь держал её на мушке. Ноги отяжелели и задеревенели так, словно их сковали по лодыжкам. Ладони оставляли на висках влажные пятна. Чувство обречённости, как гиря в десяток центнеров, вминало всё глубже и глубже в пол. Кажется, она умрёт от голода, боли и жажды прежде, чем они удосужатся смыться!