Зазеркальная империя. Гексалогия
Шрифт:
– Тогда уже немного осталось... – Валя указала пальцем на одно из узких окон, похожих на бойницу, которое постепенно наливалось предутренней синевой.
Граф поморщился неожиданной помехе, но одергивать девушку не стал.
– Когда ворота откроются, почтенный Натапутта Белатхипутха проводит нас до самого порога, благословит на дорогу и потом будет сорок четыре дня и ночи молиться за наши души, бредущие к Божественному Чертогу...
– А сам он разве дорогу не укажет? Может, пошлет с нами
– Ни он, ни кто другой из ныне живущих никогда не пересекали порога Черных Врат. Туда отправляют только разные дары, животных и, конечно, людей (не морщитесь, господин Конькевич), предназначенных в жертву богам, в частности, Отцу Небесному, богу-громовержцу Индре. Дабы никто, став демоном, не мог вернуться оттуда, чтобы смущать живущих, ворота заперты и надежно охраняются.
– Ага, видели мы эту охрану.
– Через Золотые Врата люди под предводительством Трихоподжаты...
– Трихо... Чего поджаты?
– Трихоподжаты. Местный Александр Македонский, Атилла или Чингисхан, не разберешь. Так вот, под его предводительством люди тысячи лет назад и заселили этот мир, до того необитаемый.
– Прямо как мы с Парадизом поступили...
– Николай Ильич, Георгий! Если вы намерены переводить речь жреца самостоятельно, пожалуйста!
– Все-все-все! Молчим...
– Эти ворота заперты, чтобы никто не смел осквернить своим нечистым присутствием священную Родину Предков. Туда тоже отправляют дары и жертвы...
– А красные?
– Через Красные Врата некогда, тысячу лет назад, в этот мир попытался прорваться Враг Рода Человеческого...
– Не может быть!
– Не знаю, так это или не так, но старик даже задрожал при упоминании об этом происшествии. Ворота эти не открываются никогда, а ниша за ними, вроде этой, – ротмистр кивнул на открытые Черные Врата, – в несколько слоев заложена глыбами, каждую из которых едва могла сдвинуть с места упряжка слонов.
– А жертвы как же?
– Видно, обходится как-то Враг Человеческий без жертв... – развел руками ротмистр. – Или другим каким-нибудь способом его улещают. Посажением в его честь несчастных на кол, например. – Палец Чебрикова указал на ниши в стене, забранные решеткой. В каждой торчал заостренный металлический штырь и на полу были рассыпаны человеческие кости.
Все присутствующие почувствовали, как по спинам пробежал холодок. Старец, доброжелательно сложивший тонкие морщинистые губы в милую улыбку, уже не производил впечатления доброго деревенского дедушки.
– Фашисты! – пробормотала Валя, сжимая кулачки. – Знала бы я, что они такие...
– Ну что? – Ротмистр решил разрядить несколько напряженную атмосферу шуткой. – Какие ворота выберем?..
Ответить ему не успели.
Из темного коридора, откуда появились путешественники, петляя, словно заяц, выскочил некто в пятнистом красно-розовом одеянии и опрометью кинулся к ногам верховного жреца, оставляя за собой на шершавых плитах пола ярко-красный блестящий след...
* * *
Худенький, бритый наголо мальчишка лет пятнадцати, храмовый послушник, пробитый насквозь сразу несколькими стрелами, умер спустя всего несколько минут на руках жреца с забинтованной головой, который рыдал над ним, словно над родным сыном (а может быть, так оно и было?). Помочь ему не смог бы никто на свете, даже если бы рядом «под парами» стояла передвижная реанимация с полным комплектом аппаратуры и врачами-кудесниками, не то что Валюша – Гиппократ, Парацельс и Склифосовский этого мира в одном лице, – ревевшая сейчас в неуклюжих объятиях Жорки, самого бледного как смерть.
Николай, который был более привычен к виду мертвого тела, машинально, с профессиональным интересом вертел в руках окровавленный обломок тяжелой боевой стрелы с зазубренным треугольным наконечником длиной в указательный палец, извлеченный из тела покойного. Как он вообще сумел пробежать несколько сотен метров с такими вот железяками в самых «убойных» местах организма? На каком чувстве долга и внутренних резервах? Это ведь не жалкие тростиночки, которыми слабосильные старцы пытались поразить путешественников...
Однако перед тем как умереть, паренек, захлебываясь кровью, пузырившейся у него на губах, успел рассказать кое-что важное, что заставило нахмуриться жреца, а за ним следом – и ротмистра.
– Храм окружен, – сообщил Чебриков на ухо капитану, косясь на Конькевича, занятого утешением Вали и, следовательно, слепого и глухого ко всему окружающему. – Моя вина: не позаботился связать снятого на входе часового. Показалось, что перестарался, вот и...
– Ладно, бог простит, – отмахнулся Александров, отбрасывая в сторону обломок стрелы. – Кто окружил и сколько их? О вооружении не спрашиваю... – добавил он, вытирая испачканную кровью руку о штанину.
– Старик говорит, – кивнул ротмистр в сторону жреца, командующего подчиненными, срочно разбиравшими брошенное оружие и строившимися в нечто напоминающее боевой порядок, – Аурвадарта Сильный, владетельный князь здешних мест (это его шатер мы видели на пригорке), самодур и садист по натуре поднял по тревоге всю свою походную гвардию. Принесла его нелегкая именно сейчас на поклонение Золотым Вратам!
– А сколько у этого пахана стволов? Тьфу ты – луков и копий.
Петр Андреевич пожал плечами: