Зазеркальная империя. Гексалогия
Шрифт:
– Лежнев? – не поверил он своим глазам. – Ты что?.. А приказ?.. Под трибунал… Живо в ворота!
– Какие ворота! – огрызнулся пулеметчик. – Нет никаких ворот!
Чувствуя, как невидимой рукой сдавило сердце, Александр обернулся и не увидел ставшего уже привычным сгустка пара. Даже следа не осталось от только что бушевавшей на границе двух миров стихии. «Ворота» закрылись. Закрылись раньше отпущенного учеными срока. Хотя кто может поручиться за точность в этом мире сошедшего с ума времени?
– Черт! Черт! – бормотал про себя ротмистр Воинов, бессильно следя за тем, как бойцы без лишней спешки и суеты занимают оборону, используя для прикрытия все, что можно, вплоть до «котлована» из-под выдолбленного зонда и его самого, уродливой глыбой громоздящегося рядом
– Поздно, – прозвучал в наушниках голос Грауберга. – Нас заметили.
Действительно, «чужие», действуя не менее согласованно, чем десантники, уже рассыпались в цепь и залегли. Момент для внезапной атаки, сулящей сокрушительный разгром противника, был упущен.
– Действовать по обстановке, – буркнул Бежецкий, освобождая место за пулеметом Лежневу и переводя свой автомат на стрельбу одиночными…
* * *
Скоротечный бой завершился, можно сказать, вничью. Враг откатился без видимых потерь, зато никто из отряда Бежецкого не был даже ранен, хотя пули свистели вокруг градом, расколотив в труху остатки источенных «плесенью» зондов и изрядно попортив уцелевшие. Глядя на то, что от них осталось, Александр еще раз похвалил себя за то, что приказал снять с одного из них видеокамеру – похоже было, что возвращаться придется не солоно хлебавши, с одними образцами. Зато «доспехи» показали себя с самой лучшей стороны – пули и осколки отскакивали от них, словно горох от стенки, не причиняя владельцам никакого вреда. Только для Лежнева, вероятно, сегодня был не самый лучший день: еще одна пуля повторила то же самое, что и командирская двумя часами раньше, поэтому слегка контуженный боец жаловался на головную боль и тошноту – верный признак сотрясения мозга. Но это все равно было лучше дырки в черепе и, как говорится, до свадьбы заживет – женатых в десант не брали, это было одним из условий отбора.
Зато теперь было точно известно, что населен «Ледяной мир» отнюдь не дикарями.
Впечатление у Бежецкого создалось такое, что поливали десантников только что свинцом из вполне современного оружия. Автоматического, причем совсем не уступавшего по характеристикам имевшемуся на вооружении у бойцов отряда. Пули и гранаты, судя по всему из подствольных гранатометов, ложились так густо, что будь десантники обмундированы по старинке, никакие каски и бронежилеты не спасли бы их от двух-трех смертельных «подарков».
– Что они, заговоренные? – горячился Степурко, изучая выщербину от вражеской пули на прикладе своей снайперской винтовки. – Сажу, как в тире, по головам, а все равно мажу! Не чисто тут что-то…
– И я тоже, – вторил ему контуженный Лежнев. – От моего «голубчика», – похлопал он по своему пулемету, – спасенья нет – любой броник шьет навылет. Тем более – бронебойными. А тут – ни одного жмура!
– Не люди это, – суеверно твердил Решетов, не забывая при этом перезаряжать лежащий у него на коленях полуразобранный «Василиск», боезапас которого успел истратить почти полностью – за исключением ракет, для которых просто не нашлось достойных целей. Враг наступал налегке, без бронетехники, а по пехоте тратить дорогущие «шипелки» – все равно что по воробьям из пушки пулять. Да и огнемет пока оставался незадействованным. Во-первых, потому, что перезарядить его уже не получилось бы в полевых условиях, а столь мощное средство хотелось иметь про запас, а во-вторых, противник просто не сумел подойти на расстояние эффективного поражения. Ну а в-третьих, набожный унтер-офицер был куркулем, каких еще поискать. Из тех, у кого снега зимой не допросишься. И это знал весь отряд. – Вот Колька помянул бесов давеча, так они и приперлись по наши души. Говорю я вам, братцы: ад это самый, что ни на есть! А если и не ад, то чистилище. Ох и наворотили мы делов, братцы… Всю жизнь потом, если живы останемся, грех отмаливать нужно!
«Что же, – думал Александр, тоже пользуясь затишьем, чтобы перезарядить три опустошенных „рожка“ для своего „Грома“ – после атаки оставался всего один, да и то початый, так что продержись „супостат“ еще хотя бы пяток минут – пришлось бы идти врукопашную. – Тут есть рациональное зерно…»
Благодаря знаниям, вбитым ему в голову достопамятным Полковником, он точно знал, что именно таким и представляли себе ад в Средние века… Только не христиане, а скандинавы-язычники. Обитателям Европейского Севера с его коротким прохладным летом и бесконечной зимой дико даже было представить себе, что кого-то могут наказывать благодатным теплом, пусть и в гипертрофированной форме. Поэтому их Хельхейм – ледяное болото, омываемое непроходимой рекой Гйоль, и служило страшным жупелом для бесстрашных викингов, бороздящих моря в поисках богатства и славы. И грешники там вынуждены были коротать вечность, не жарясь на кострах или булькая в кипящей смоле, а тоскуя вмороженными навеки в лед. Но больше, чем суеверия предков шведов, датчан и норвежцев, Бежецкого волновало странное эхо, гуляющее в наушниках. Искаженные и обрывочные, там звучали голоса всех его бойцов, за исключением собственного, даже тех двоих, которые, по идее, должны были оставаться «снаружи». Эхо то повторяло слова, то перебивало, то выдавало совершенно «левые» тирады. И объяснить это одной лишь причудливой игрой электромагнитных полей, возмущенных «межпространственным проколом», было невозможно. Тут уже сквозило чертовщиной, причем, такой, против которой молитвы и крестные знамения бессильны…
– Снова пошли! – перекрыл в наушниках весь «фон» чей-то отчаянный голос.
– К бою!..
* * *
Отбить вторую атаку удалось с большим трудом – нападавшие перегруппировались и совершили отвлекающий маневр, зайдя основными силами с фланга, пока с фронта оставшиеся отвлекали внимание на себя ураганным огнем. Лишь по счастливой случайности удалось военную хитрость вовремя раскусить и встретить супостата, как подобает.
Но без потерь уже не обошлось – в отряде Бежецкого один был убит и двое ранены. Что-то более мощное, чем пуля, пробило прозрачное забрало шлема Грауберга, превратив его содержимое в кровавую кашу. Радовало лишь то, что немец умер мгновенно, наверняка даже не поняв, в чем дело. Легко зацепило урядника Алинских, а вот унтер-офицеру Решетову повезло меньше – такой же снаряд, что убил наповал мичмана, пронзил навылет бедро над коленом, разворотив кость и мышцы. Хлеставшую фонтаном кровь остановить удалось, хотя и не без труда, но, судя по всему, была повреждена бедренная артерия, и повязки быстро пропитывались кровью. Все понимали, что долго с таким ранением, да еще в полевых условиях, гигант не протянет. Он уже впал в беспамятство, бормоча вперемешку молитвы и матерщину, и жизнь его висела на волоске.
Но и противник не убрался безнаказанным. Когда «чужие» уже оттягивались назад, волоча за собой почти не подающего признаков жизни товарища, фельдфебель Степурко, расстрелявший все патроны к своей винтовке, подхватил «Василиск» раненого Решетова и достал-таки одного из прикрывающих отступление врагов. Снайпер остается снайпером всегда – хоть из корабельного орудия стреляй: едва различимая даже в инфракрасную оптику фигурка всплеснула руками и рухнула, как падают лишь убитые – живому человеку так при всем желании не упасть.
Теперь убитый «абориген» лежал метрах в трехста от позиций десантников, на склоне пологого холма, обращенном в сторону «ворот», недосягаемый для своих. И Лежнев не раз уже предлагал сползать к нему и притащить – живой он там или мертвый – без разницы, чтобы разобраться в конце концов, с кем пришлось сражаться.
– Да тут ползти-то всего ничего, – канючил бывалый пластун, вожделенно поглядывая на почти уже не различимого даже через прибор, реагирующий на тепло (остыл болезный), врага. – А лед под снежком – как зеркало. Я его за ходулю забагрю и сюда отбуксирую в лучшем виде. Разрешите, ваше благородие, а?