Зазеркальная империя. Гексалогия
Шрифт:
Александр откровенно скучал на этом задании, казавшемся ссылкой даже по сравнению с «конопляными налетами», не понимая, зачем его – боевого офицера – отправили сопровождать какой-то груз. Что за груз, он примерно догадывался – командование исподтишка протаскивало через персидскую границу оружие и боеприпасы, чтобы, в обход дипломатического крючкотворства, вооружить по российскому образцу хотя бы полк из наиболее боеспособных аборигенов. Но почему здесь он, хотя с избытком хватило бы какого-нибудь прапорщика или даже фельдфебеля из старослужащих, –
– Чего он хочет? – с неприязнью посмотрел поручик на папку с приколотыми к ней металлическим зажимом бумагами, которую перс совал ему под нос.
– Просит, чтобы подписали, – перевел Насыров, вытирая рукавом пот, обильно струившийся по мясистому лицу из-под панамы. – Начальство, говорит, требует.
– Хрен ему, – буркнул Саша: положительно, все его сегодня раздражало. – Переведи, что я не уполномочен автографы раздавать первому встречному.
Вольноопределяющийся пожал плечами и перевел. Видимо, буквально, потому что костистое, смуглое в черноту лицо перса передернулось. Он отрывисто каркнул что-то, зло поглядывая на Бежецкого, и тоже сделал жест рукой: переводи, мол.
– Просит вас отойти на пару минут.
– Да не проблема. – Александр вразвалку направился за персом, пружинисто шагающим, за скальный выступ: не стреляться же его повел гордец. А на кулачках еще посмотрим, кто кого, – высок горец, спору нет, да в плечах узковат.
– Ну, чего тебе? – буркнул поручик, когда оба они скрылись из виду солдат, не заботясь о том, понял его «противник» или нет.
– Слушайте, капитан, – чисто, с едва различимым акцентом, ответил по-русски «перс», яростно глядя ему в переносицу своими темно-карими глазами. – Я вас понимаю, конечно, но и вы меня поймите…
– Чего?… – только и смог выговорить Саша.
– Того! Я ведь не просто так бумажку вам эту сую – меня ведь тоже по головке не погладят, если что. Так что не валяйте дурака, подписывайте.
– А откуда вы… – автоматически черкнул завитушку в ведомости поручик протянутой авторучкой.
– От верблюда, – отобрал папку и ручку «перс». – Вам это ни к чему.
– Слушайте, я ведь не знал… Извините…
– Ладно. – Офицер улыбнулся и хлопнул Сашу по матерчатому погончику с двумя серебряными четырехугольными звездочками. – Проехали, капитан.
– Да я не капитан, поручик…
– Значит, мы с вами в одном звании. Ладно, пойдемте, а то мне дотемна в Герате надо быть…
Офицеры подошли к переводчику, и «перс», преобразившись, снова что-то зачирикал по-своему.
– Пусть наши водители занимают места, – перевел Насыров и зевнул.
– Как стоишь перед офицерами! – гаркнул на него Александр, все еще досадуя за оплошность. – Ну-ка живо за шоферами! Бего-о-ом!
Переводчик неторопливой трусцой убежал к фургону с «пассажирами», колыхаясь на бегу своими по-бабьи рыхлыми телесами, а так и оставшийся безымянным «перс» исподтишка показал коллеге большой палец: так, мол, держать.
А десятью минутами позже союзники разъехались каждый в свою сторону: джип, сопровождаемый фургоном с освободившимися персидскими водителями, упылил к Герату, а увеличившаяся в несколько раз колонна Бежецкого тронулась в дальний путь к Кабулу…
* * *
– Ну все, вашбродь! – Разгильдяй Федюнин ловко выкручивал баранку, объезжая выбоины на уложенном черт-те когда и неизвестно кем асфальте, то и дело сменяемом то коростой сплошной щебенки, то стиральной доской размолотого в труху танковыми траками покрытия. – Еще пяток верст, и мы, можно сказать, дома!
– Твоими бы словами… – проворчал Бежецкий: он не жалел, что взял с собой фартового – похоже, не врал тот, когда говорил, что до службы таксерил в Первопрестольной. По крайней мере – вел лихо, почище штатных водителей. – Смотри только на мину не налети, а то отправимся с тобой прямиком в рай…
– Да нам не по пути, вашбродь! – балагурил солдат. – Вам-то, конечно, в рай – куда ж иначе вашим благородиям? А мне – в другую сторонку! Ох, и нагрешил я, вашбродь! Ни один поп не отпоет!
– Ты это прекрати. – Граница российской зоны ответственности приближалась, но на сердце поручика не становилось спокойнее – он и в кабину фургона из-под брони пересел, чтобы доказать себе, что ничуть не страшится пути по чужой земле под предательски чистым, темно-голубым небом. – Рано нас еще отпевать!
– Это точно! – кричал Федюнин, чтобы было слышно из-за рева мощного двигателя, наполняющего кабину с опущенными до упора боковыми стеклами: оба предпочитали наглотаться вдоволь красноватой мельчайшей пыли, чем изжариться заживо. – Мы еще повоюем, вашбродь! И телок потискаем!
Александр открыл было рот, чтобы одернуть разошедшегося не на шутку подчиненного, как внезапно понял, что больше не видит набившей оскомину дороги, а только необъятную, без конца и края синь такой чистоты, что захватывает дух.
Небесная синева без единого облачка. И тишина. Ватная, мертвая тишина.
«Я в раю? – подумал Саша, продолжая, будто загипнотизированный, любоваться синим пространством перед собой. – Прав был Федюнин… А что со мной случилось? Неужели наехали на мину? Как жаль… А все-таки странная штука – смерть. Ни боли, ничего…»
В поле зрения давно вплывали какие-то черные завихрения, но наполненный благостью офицер не обращал на них никакого внимания. И лишь когда перед ним мелькнуло что-то темное, разлапистое, понял, что дело нечисто…
«Мамочки!»
Никогда еще не думал Александр, что сесть – это так больно. В глазах потемнело, и на миг показалось, что голова вообще взорвалась изнутри, как перегретый паровой котел. Зато с тупой болью и противным чмокающим звуком вылетели пробки из ушей, и туда сразу же ворвался рев, грохот, частый перестук и чей-то протяжный стон…