Зазеркальная империя. Гексалогия
Шрифт:
– Представляешь, Саша! – теребил за рукав поручика Зацкер – он со всеми был на «ты». – Вон того негра мой Ларионов вытряхнул из своего сапога. – Тощий палец с обкусанным ногтем указывал на литровую стеклянную банку, на дне которой притаился действительно необычной расцветки – почти черный – огромный скорпионище. – Хотел раздавить, увалень, да я спас это чудо природы. А потом, как-то сама собой, возникла мысль: а что, если попробовать… Понимаешь, тараканьи бега – банально. Петушиные бои… Интересно, но где добыть петухов? Знаешь ведь, что местные обожают этот варварский вид
Выдумщик прервался, глотнул, будто воды, добрых полстакана араки – местной водки, мало чем отличающейся по вкусовым качествам от шаропа, и затараторил, возбужденно блестя большими, навыкате, глазами:
– Смотрю я, как этот негр бегает по дну банки, трясет хвостом, и думаю: э-э-э-э!..
Половой Семен водрузил на стол огромную плоскую стеклянную банку вроде аквариума, осторожно вынул из его прозрачной тюрьмы темного скорпиона щипцами для сахара и опустил на дно ристалища.
– На арене боец номер один, – громко объявил Зебницкий, согласившийся быть рефери поединков и заодно крупье: не умея сохранить свои деньги, поляк тем не менее, раз «ожегшись на молоке», отличался щепетильной честностью, чем и пользовались отцы-командиры, непременно командируя его за казенными суммами, когда возникала такая необходимость. – По кличке «дядя Том»! Против него выступает… – Семен застыл с зажатым в щипцах извивающимся страшилищем песчано-рыжего колера, – боец номер два по кличке «Абр-р-рек»! Делайте ваши ставки, господа!
– Ставлю рубль на черного! – потянулись к серебряному блюду руки со ставками. – Полтинник серебром на рыжего!.. Три рубля на гнедого!..
Саша поддался общему ажиотажу, метнув на блюдо свернутую квадратиком рублевую купюру.
И схватка началась…
– Слушай, Зацкер, – спросил Александр поручика, когда страсти несколько улеглись, а вокруг стола с сосчитанными «бойцами» осталось лишь несколько самых азартных игроков. – Ты все про все на свете знаешь…
– Не без этого! – приосанился Матвей. – Спрашивай, о повелитель винтокрылого шайтана!
– Понимаешь, Мотя, – Бежецкий не знал, с чего начать: не будешь же рассказывать человеку, пусть и другу, свой ночной кошмар, – тут такое дело… У меня одного бойца подстрелили…
– Слышал, Саша, слышал, – мелко закивал изрядно подвыпивший офицер. – Такое горе… Сильно наседали в штабе?
– Да не в этом дело… – отмахнулся молодой человек. – В первый раз, что ли! Ты понимаешь, что меня гложет…
И он, как мог нейтрально, изложил внимательно слушающему товарищу все происшедшее в санитарной машине.
– Так вот, Мотя, что я хотел спросить… – начал он, но Зацкер перебил его, воровато оглянувшись и накрыв Сашину руку своей узкой ладошкой.
– Вот что я тебе скажу, друг Бежецкий…
* * *
– Вы с ума сошли, Саша! – Иннокентий Порфирьевич по-бабьи всплеснул ладонями. – Какие еще наркотики? Право, вы сошли с ума! Постоянные дежурства действуют на ваш организм угнетающе. Давайте я положу вас на недельку в неврологию, попьете успокоительного, побеседуете со специалистами… Знаете, какой у нас есть замечательный психотерапевт?
– Я не сумасшедший, господин полковник. И патрулирование влияет на меня ничуть не более, чем на остальных.
– Но это же самая натуральная идея фикс! Вы наслушались солдатских баек и вообразили себе невесть что…
– Увы, Иннокентий Порфирьевич, – стоял на своем Бежецкий. – Это не байки. В некоторых гробах с погибшими в Россию отправляются наркотики. Я вас не обвиняю ни в чем, но некие люди…
– Воспользовались моей простотой? – сощурил глаз врач. – Моей мягкостью?
– Я этого не утверждаю…
– За чем же дело стало! Обвините меня! В мягкотелости, в разгильдяйстве, в потворстве преступникам! Еще в чем-нибудь… А ну пойдемте! – взъярился вдруг полковник, выбираясь из-за стола. – Пойдемте!
– Куда? – тоже поднялся на ноги поручик.
– Увидите…
Иннокентий Порфирьевич цепко ухватил Сашу за рукав и повлек куда-то по коридорам, лестницам, в самые недра госпиталя, туда, где ему ранее никогда не приходилось бывать. Более того: молодой человек и не подозревал, что изнутри это не самое большое здание, которое ему приходилось видеть в своей жизни, так велико. По его мнению, они с провожатым уже были этажа на два ниже уровня земли, но врач все вел и вел куда-то, будто призрак Вергилия, сопровождающий в ад поэта…[68]
– Строили еще немцы, – ответил врач на невысказанный вопрос – даже будучи рассерженным, он оставался человеком вежливым и общительным. – В расчете на возможную ядерную войну. Даже если надземная часть госпиталя окажется уничтоженной, больные и персонал будут укрыты надежно. Тут даже своя автономная артезианская скважина и несколько генераторов имеются. Я, кстати, подумываю, чтобы перевести все свое хозяйство сюда, – очень уж досаждают ночные обстрелы. Только бы средства выцарапать в округе, а то за несколько лет аборигены умудрились загадить неиспользуемые этажи до ужаса.
– А впечатления не производит, – осторожно заметил Саша, озирая вымощенный плиткой коридор со сверкающими кафельными стенами: часть люминесцентных ламп, расположенных на потолке через каждые пять метров, не горела, но оставшихся вполне хватало.
– Что в коридоре взять? Только до освещения и добрались. А зайдите в любой бокс: разорение и хаос. Даже розетки из стен повывернуты и трубы отопления срезаны. Не говоря уже о прочих коммуникациях. Немцы – большие аккуратисты, но на такое обращение с плодами своих рук никак не рассчитывали… Кстати, мы пришли.
Спутники стояли перед мощной стальной дверью, напоминающей дверь в бомбоубежище. Аккуратно, по трафарету сделанная надпись не подразумевала иных толкований. «МОРГ».
– Вы покойников не боитесь? – спросил Иннокентий Порфирьевич, но тут же спохватился: – О чем это я? Боевой офицер… Пойдемте.
Настучав код на клавиатуре, врач взялся за массивную рукоять и с видимым трудом приоткрыл толстенную дверь. Изнутри пахнуло холодом и таким «ароматом», что у привыкшего с недавних пор ко многому Бежецкого перехватило горло.