Зазеркальная империя. Гексалогия
Шрифт:
– Да, многие в Афганистане воюют сейчас под его знаменем, но самого знамени нет. Помнишь, как говорили во Франции? Король умер – да здравствует король.
– А ты… вы…
– Что я? Я слабая женщина. Не мое это дело – водить в бой людей. Это – ваше, мужское. Мы, женщины, должны сидеть дома и заниматься женскими делами. В том числе и этим, – узкая ладонь скользнула по Сашиной груди, животу… – Разве я тебе не нравлюсь?
– Погоди. – Поручик не был готов ответить на ласку. Морально не готов, не телесно. – Но ты могла бы сама стать королевой, –
– Царица Савская, – с улыбкой подхватила Варвара, не оставляя своих попыток. – Увы, увы, мой милый – все это не для нашей страны. Скорее горы превратятся в море, чем на кабульский престол взойдет женщина. Да я и не стремлюсь к этому. Мое дело – родить будущего короля.
Саша хотел спросить еще что-то, но мягкая, пряно пахнущая ладонь накрыла его губы…
* * *
Александр открыл глаза и обвел ими убогую «обстановку» хижины. Огонь совсем погас, и холод пробирал скорчившегося у кострища человека до костей.
«Неужели мне все это только привиделось? – подумал поручик, зябко кутаясь в свои лохмотья. – Все эти недели, Варвара, которая совсем не Варвара… Где же этот проклятый проводник?»
Тот как будто ждал этого…
– Пора в путь, господин, – одноглазый пуштун выглядел озабоченным. – Если выйдем в путь сейчас, то к вечеру минуем перевал.
– Пойдем, – безразлично пробормотал Бежецкий, поднимаясь на ноги.
Это, к его удивлению, получилось легко и просто. Не было одышки, привычной в последние дни, рези в глазах…
«Так это не сон? Я действительно был у нее в гостях, и она вылечила меня? А все остальное?..»
– Куда мы идем? – спросил молодой человек, чтобы проверить себя.
– Куда? В Кабул, конечно…
* * *
Всадник на взмыленном коне нагнал бредущих по горной дороге путников на второй день пути.
– Отдай мне его! – Али Джафар соскочил наземь и требовательно протянул ладонь. – Отдай сам или я сниму его с твоего тела!
– Господин… – попытался вмешаться проводник, но Джафар лишь наотмашь хлестнул его плетью по лицу, заставив отшатнуться.
– Отдай! – Глаза вельможи сияли яростью. – Неужели ты не понимаешь, что не достоин ни ее, ни его? Кто ты такой вообще? Откуда пришел? Кто тебя звал? Я, потомок древнего рода, и то лишь в мечтах способен прикоснуться к подолу ее платья, а тебе, чужаку, она отдала все! За что? Почему?!..
– Может быть, лучше ты спросишь у нее? – улыбнулся Саша: он видел, что рука гвардейца дрожит на рукояти сабли, и знал, что он может с ним сделать этой саблей, но страха почему-то не было, и перстень грел сквозь кожу ладанки мягким успокаивающим теплом, отнюдь не яростным жаром пылающего угля.
– Замолчи-и-и!!!
Вне себя от ярости Али Джафар занес клинок для разящего удара.
«Наотмашь, – с отстраненным интересом, несвойственным для приговоренного к смерти, подумал Бежецкий. – От плеча до паха, как соломенный манекен… Интересно: я успею почувствовать боль или все кончится мгновенно?»
– Последний раз говорю тебе. – Придворный лишь силой воли удерживал руку, и внутренняя борьба была отражена на его лице. – Нашей бывшей дружбой заклинаю: отдай!!!
– На, – молодой человек вынул перстень и протянул его на ладони – безмятежно сияющий под ярким солнцем и пускающий радужные зайчики, – бери.
Драгоценность скатилась на ладонь Али Джафара, и тот замер, завороженный игрой света.
«Вот и все, – подумал Саша. – Я его отдал. Снял с плеч тяжкий груз. Пусть теперь Джафар его несет, а с меня хватит…»
А гвардеец все держал кольцо на ладони, не сжимая руку в кулак. На щеках его сквозь загар проступили пунцовые пятна, в глазах дрожали слезы, он добела закусил губу.
«Рад без памяти?..»
И вдруг Джафар, запрокинув голову, дико взвыл, судорожно стряхнул перстень на гальку, будто тот нестерпимо жег его ладонь, вскочил на коня и устремился прочь, только камешки пулями брызнули из-под копыт…
Поручик дождался, пока неудачливый соискатель скроется из глаз, нагнулся и подобрал с земли драгоценность. Она была ледяной, словно вокруг царил январский мороз.
«Ну не сердись, не сердись. Ты все еще у меня…»
И перстень чуть-чуть потеплел.
– Пойдем, нам надо успеть до темноты, – повернулся Саша к проводнику, зажимающему лицо окровавленной тряпицей, и бережно спрятал талисман. – А еще идти и идти…
24
Ржавая короста окалины легко крошилась под ладонью, стреляя колкими крошками и обнажая сизый от бушевавшего здесь когда-то пламени металл. Александр отряхнул руки от красно-бурой, словно запекшаяся кровь, шелухи и со вздохом спрыгнул на землю.
Танк, как огромный мертвый слон, уронил свой страшный хобот на гравий посреди узкого ущелья. За ним один на другом громоздились остовы сгоревших дотла бензовозов, грузовиков с тентами, бесследно исчезнувшими в бушевавшем здесь некогда адском пламени, вездеходов. Конца и краю колонне, черным страшным буреломом уходящей за поворот, не было видно.
– Как это случилось? – спросил Саша проводника, поднимая с обочины горсть стреляных гильз: здесь их было, как на стрельбище – и трехлинейных автоматных и крупнокалиберных пулеметных. Блестящие некогда, как елочные игрушки, они уже успели «загореть» – окислиться под горным солнцем с одного боку. – Давно?
– Меня здесь не было, – равнодушно пожал плечами горец, пользующийся передышкой, чтобы отдохнуть, присев на корточки. – Но я слышал об этом. Вести быстро разносятся по горам.