Зази в метро
Шрифт:
– И в одеколоны тоже?
– с робостью спросил! Турандот, приближаясь к этому столь изысканному обществу.
– Какой же ты осел!
– сказал Шарль.- Ты что, не видишь, что Габриель как какую глупость услышит, тут же повторяет, даже не удосужившись понять, о чем идет речь.
– Действительно, чтобы повторить, нужно как минимум услышать,парировал Габриель.- А что, тебе когда-нибудь удавалось щегольнуть глупостью собственного изобретения?
– Ну это уже чересчур,- сказал хмырь.
– Что чересчур?
– спросил Шарль. Хмырь не дрогнул.
– Вы
– Он их приберегает лично для себя,- сказал Шарль двум другим участникам беседы.- Больно важный! Типичный выпендряла.
– Что-то я совсем запутался,- вмешался Турандот.
– А О чем мы говорили?
– спросил Габриель.
– Я тебе сказал, что ты не в состоянии сам придумать все изрыгаемые тобою глупости,- ответил Шарль.
– А что я такого изрог?
– Уже не помню. Ты их сотнями изрыгаешь!
– В таком случае тебе должно быть совсем не трудно назвать мне хотя бы одну.
– Предоставляю вас вашей дискуссии,- произнес Турандот, окончательно потерявший нить рассуждения.- Мне нужно обслуживать клиентов. Народ валит.
Полуденные обедатели стремительно прибывали, некоторые со своими обедами в солдатских котелках. То и дело раздавался голос Зеленуды с его вечным "Болтай, болтай, вот все, на что ты годен".
– Так вот,- задумчиво произнес Габриель,- о чем, бишь, мы там говорили?
– Ни-а-чем,- ответил хмырь.- Ни-а-чем. Габриель с отвращением посмотрел на него.
– Тогда,- ответил Габриель,- не понимаю, какого хрена мне здесь надо?!
– Ты пришел за мной,- сказал Шарль.- Что, забыл? Мы идем к тебе обедать, а потом я повезу малышку на Эйфелеву башню.
– Ладно, пошли.
Габриель поднялся и в сопровождении Шарля удалился, не попрощавшись с хмырем. Хмырь подозвал (жест) Мадо Ножку-Крошку.
– - Раз уж я все равно здесь оказался, можно и пообедать,- сказал он.
На лестнице Габриель остановился. Он хотел посоветоваться с Шарлем.
– Тебе не кажется, что я обошелся с ним недостаточно учтиво? Может, стоило и его пригласить на обед?
VII
Обычно Подшаффэ обедал прямо у себя в мастерской. чтобы не упустить клиента, если таковой объявится. Было известно, однако, что в это время дня такого не случалось никогда. Таким образом, обед в мастерской таил в себе двойное преимущество: во-первых, клиент отсутствовал, а во-вторых, благодаря во-первых, Подшаффе мог спокойно заморить червячка. Последний, как правило, безропотно отдавал концы от горячей порции рубленого мяса с картофельным пюре которую приносила Мадо Ножка-Крошка около часу дня, сразу после схлыва нахлыва посетителей.
– А я думал, сегодня будет требуха,- сказал Подшаффэ, наклоняясь за спрятанной в углу бутылкой красного вина.
Мадо Ножка-Крошка только пожала плечами:
– - Требуха? Размечтался!
Подшаффэ и сам это прекрасно знал.
– Ну, что там хмырь?
– Доедает. Молчит пока.
– Вопросов не задает?
– Нет.
– А Турандот с ним не разговаривал?
– Нет, робеет.
– Какой-то он нелюбопытный.
– Да любопытный, любопытный! Только не решается.
– Мда.
Подшаффэ приступил к уничтожению своего месива, температура которого тем временем понизилась до разумных пределов.
– Что-нибудь еще принести?
– спросила Мадо Ножка-Крошка.- Сыр бри? Камамбер?
– А бри - хороший?
– Не так чтобы очень.
– Тогда этого - того.
Мадо Ножка-Крошка уже направилась было к вы ходу, когда Подшаффе спросил:
– А что он ел?
– То же, что и вы. Нуфточнасти.
И Мадо молниеносно преодолела десять метров, отделявшие мастерскую от "Погребка". Более обстоятельно она ответит потом. Подшаффэ счел поступившую информацию в высшей степени недостаточной. Но создавалось впечатление, что до возвращения Мадо пищи для размышления ему тем не менее хватило. Официантка протянула ему тарелку с тоскливым кусочком сыра.
– Ну что?
– спросил Подшаффэ.- Что хмырь?
– Кофе допивает.
– Чего говорит?
– Молчит по-прежнему.
– Хорошо поел? Как у него с аппетитом?
– Нормально. Глотает не жуя.
– А с чего он начал? С большой сардины или салата из помидор?
– Я же вам сказала, фточнасти, как вы, нуфточности. Нисчего ни начал.
– А пил что?
– Красное.
– Маленький стакан или большой?
– Большой. Все выпил.
– - Мда,- сказал Подшаффэ с явным интересом. Перед тем как приступить к сыру, он ловким сосательным движением не спеша извлек пук говяжьих волокон, застрявших у него в нескольких местах между зубами.
– - Ну а в туалет?
– спросил он еще.- Он в туалет ходил?
– - Нет.
– - Даже не писал?
– - Нет.
– - И руки не мыл?
– - Нет.
– - А выражение лица какое?
– - Никакого.
Подшаффэ принялся за объемистый бутерброд с сыром, которые был приготовлен им с чрезвычайной тщательностью. Он отодвинул корочку камамбера к дальнему краю ломтя, оставляя, таким образом, лучшее на потом.
Мадо Ножка-Крошка рассеянно наблюдала за ним. Она почему-то уже никуда не спешила, хотя ее рабочее время еще не истекло. В "Погребке" наверняка сидели клиенты и требовали счет. Одним из них мог быть и хмырь. Она прислонилась к будочке и, пользуясь тем, что рот у Подшаффэ был набит и он тем самым был лишен дара речи, перешла к обсуждению своих личных проблем.
– Человек он серьезный,- сказала она.- Со специальностью. И специальность хорошая - таксист, правда ведь?
...(Жест.)
– Не слишком стар. И не слишком молод. Здоровье в порядке. Крепкий парень. И денежки наверняка водятся. Одно плохо - романтик он.
– Этушточно,- едва успел вымолвить Подшаффэ между двумя заглатываниями пищи.
– Но как он все-таки меня бесит! Копается в этих брачных объявлениях, упивается письмами читательниц в каких-то дурацких женских журналах. Я ему говорю: "Ниужелишвы думаете, ниужелишвы думаете, что откопаете там птичку вашей мечты?" Если бы птичка действительно была так хороша, ее б без всяких объявлений откопали, правда ведь?