Зази в метро
Шрифт:
– Как это что?
– сказал он.- Это касается меня непосредственно.
– В таком случае,- сказала личность,- это. совсем другое дело.
– Значит, вы позволите мне вновь сформулировать поставленного мною ранее здесь при вас вопроса?
– Вопрос, а не вопроса,- сказала тень.
– Вопроса,- сказал Хватьзазад.
– Вопрос, без "а".
– Вопрос,- наконец согласился Хватьзазад.- Ах, эта грамматика! Я в ней не силен. Это меня и подкосило. Ладно, не будем об этом. Ну так?
– Ну так что?
– Вы не ответили на мой вопрос.
–
– Значит, мне повторить?
– Неплохо бы.
– Как это утомительно.
Хватьзазад воздержался от очередного вздоха, боясь реакции своего собеседника.
– Давайте,- сказал тот дружественно.- Сделайте небольшое усилие.
Хватьзазад сделал, но оно вылилось в абсолютную мерзость:
– Имя фамилия место и дата рождения номер книжки социального страхования номер счета в банке номер сберегательной книжки квитанция за квартиру квитанция за воду квитанция за газ квитанция за электричество проездной на метро автобусный проездной квитанция из Левитана на мебель рекламный буклет к холодильнику связку ключей продовольственные карточки чистые листы с вашей подписью папскую буллу и тутти-фрутти валите-ка сюда скопом без разговоров все ваши документы. Я уж не требую того, что связано с машиной: водительские права запасные подфарники заграничные паспорта и тутти-кванти, поскольку, скорее всего, все это выше ваших возможностей.
– Господин полицейский, вы видите, там (жест) автобус стоит?
– Да.
– Я его водитель.
– А!
– Ну знаете ли, у вас плохая память. Вы меня еще не узнали?
Несколько успокоившись, Хватьзазад сел рядом на скамейку.
– Позвольте?
– спросил он.
– Пожалуйста, пожалуйста.
– Дело в том, что это не вполне соответствует уставу (молчание).
– И вообще, с общепринятыми нормами поведения сегодня у меня явный прокол,- добавил Хватьзазад.
– Неприятности?
– Не то слово. Облом. (Молчание.)
Хватьзазад добавил:
– Из-за женщин. (Молчание.) Хватьзазад продолжал:
– ...Меня душит желание исповедаться... исповедаться... одним словом, надо душу облегчить... я ведь столько всего могу рассказывать...
(Молчание.)
– Конечно,- сказал Федор Баланович. Какой-то комар влетел в световой конус фонарного столба. Перед тем, как впиться в еще не охваченные участки кожи, он хотел погреться. Это удалось ему в полной мере. Его обугленное тельце медленно опустилось на желтый асфальт.
– Давайте, начинайте,- сказал Федор Баланович.- А то рассказывать буду я.
– Нет, нет,- сказал Хватьзазад.- Поговорим еще немного обо мне.
Почесав свой волосяной покров и без того грязным ногтем, он произнес следующие слова, которым не преминул придать оттенок непредвзятости и даже некоторого благородства. Вот что он сказал:
– Я не буду говорить ни о моем детстве, ни о молодых годах. Не будем говорить и о полученном мною воспитании - его у меня попросту нет, об образовании я также говорить много не буду, ибо и с ним у меня плохо. Итак, я подхожу к годам службы в армии, но и на этом я останавливаться не буду. Холостяком я был с самых ранних лет, и жизнь сделала из меня то, чем я стал.
Он замолк, чтобы на минутку предаться мечтаниям.
– Давайте, продолжайте,- сказал Федор Баланович,- а то я начну.
– Действительно, все не то и все не так,- сказал Хватьзазад.- И все это из-за женщины, встреченного мной сегодня утром.
– Встреченной.
– Встреченного.
– Встреченной, а не ного. Тетехи, что ли, которая за Габриелем увязалась?
– О! Нет. Не из-за нее. Кстати говоря, в этой я совсем разочаровался. Она отпустила меня на все четыре стороны - и какие это были стороны!
– она
даже не поломалась, чтобы меня удержать. Она хотела только одного увидеть танец Габриэллы, Габриэллы... Забавно. Определенно забавно.
– Это уж точно,- сказал Федор Баланович.- Ничто не может сравниться с номером Габриеля на Пляс де Пари, кто-кто, а я-то изучил бай-найтную жизнь этого города.
– Везет же вам,- рассеянно сказал Хватьзазад.
– Но я столько раз видел номер Габриеля, что мне это уже надоело, тут уж ничего не скажешь. И потом он не обновляет свой репертуар. Что поделаешь, с артистами так часто бывает. Придумают что-нибудь, а потом повторяются до бесконечности. Надо признать, что все мы так, только каждый - в своей области.
– Все, но не я,- с обезоруживающей простотой сказал Хватьзазад.- Я все время разное придумываю.
– Это потому, что вы еще ничего стоящего не придумали. Вы просто себя еще не нашли, вот что. Но как только вы чего-нибудь добьетесь, чего-нибудь стоящего, вы на этом и остановитесь. Поскольку до сих пор вы блестящих результатов явно не добились. Это видно невооруженным глазом: вид у вас жалкий.
– Даже в форме?
– Форма тут ни при чем. Опечаленный Хватьзазад замолчал.
– Эй, так к чему же вы все это?
– спросил Федор Баланович.
– И сам не знаю. Я жду мадам Авот'ю.
– А я попросту жду своих дураков, чтобы отвести их обратно в гостиницу, поскольку завтра рано утром они уезжают любоваться седыми камнями Гибралтара. Таков уж их маршрут.
– Везет же им,- рассеянно прошептал Хватьзазад.
Федор Баланович пожал плечами, не удостоив эту реплику комментария.
В эту минуту послышались выкрики и стенанья:
"Старый ломбард" закрывался.
– Лучше поздно, чем никогда,- сказал Федор Баланович.
Он встал и пошел к автобусу. Ушел просто так, ни здрасьте вам, ни до свидания.
Хватьзазад тоже встал. Постоял в нерешительности. Бродяги спали. Комар сдох.
Федор Баланович несколько раз посигналил, чтобы собрать свою паству. Агнцы с восторгом обменивались впечатлениями о приятном прекрасном вечере, и теперь, стараясь друг друга переговорить, передавали друг другу свои закодированные на родном наречии восторги. Состоялось взаимное прощание. Женская половина толпилась вокруг Габриеля и пыталась поцеловать его, мужская не решалась.