Здесь было лето
Шрифт:
— И совсем не здорово. — вмешалась Лизка и внезапно стала собираться. Даже чай не допила. — Вовка, я пойду, наверное. Ты выздоравливай и больше не болей, слышишь? У тебя еще все лето впереди.
— Ты куда это так быстро? — удивился Вовка. — Я сказал что-то не то?
— Все то, все верно. — Лизка прятала взгляд, торопилась.
— Но ты же еще придешь? Когда-нибудь?..
Лизка кивнула.
— Приду, конечно. — потом случайно заметила Вовкин блокнот с ручкой, лежащие на столе, оживилась. — Можно?
— Конечно.
— Я тебе телефон свой оставлю, хорошо? Я не всегда его
Вовка хотел сказать, что у него с друзьями правила, что телефон лежит, выключенный, на дне рюкзака, что еще месяц, минимум, он там и будет лежать, забытый… но Вовка ничего этого не сказал. Потому что не захотел. Номер телефона, оставленный в блокноте, был для Вовки тем, ради чего иногда нарушаются даже самые правильные правила…
Лизка отложила блокнот с ручкой, встала из-за стола:
— Я побегу, в общем. Как выздоровеешь, забегай. Ты же теперь знаешь, где я живу. До встречи.
— До встречи. — брякнул Вовка, а Лизка уже выпорхнула из комнаты.
Было слышно, как она разговаривает с бабушкой, потом хлопнула входная дверь. Вовка увидел Лизку через окно, как она пересекла двор мимо грязного своего велосипеда, и тихонько прикрыла за собой калитку. На душе снова стало тоскливо. Чтобы сбить как-то накатившую тоску, Вовка поднялся, вырвал из блокнота листик с номером и долго его разглядывал, запоминая. Потом аккуратно сложил лист вчетверо и убрал в задний карман шорт. Если бы у Вовки спросили, почему он это делает, то вразумительного ответа никто бы и никогда не дождался. Вовка и сам не знал, что происходит. Но с Лизкиным телефонным номером было как-то… радостнее, что ли.
В комнату заглянула бабушка.
— Ну, что, жив? — спросила она. — А бабка твоя, хоть и старая, а вспомнила! Саша Чижек — это же мальчик такой был. Жил рядом с моими родителями. Ушел в партизаны, да так и не вернулся. А ты откуда о нем услышал уже?
— Да я просто так спросил. — махнул рукой Вовка. — Просто так…
Глава шестая
Следующим утром, когда Вовка возился с велосипедом, приехал Артем.
До этого, глубокой ночью разразилась сильная гроза, дождь хлестал в окно, на улице завывал ветер, то и дело сверкали молнии и гремел гром — такой силы, что жалобно звенели стекла. Вовкина бабушка, в которой с детства сидела боязнь грома, бродила по комнатам, крестилась и причитала что-то о конце света и о бесах, которым не сидится спокойно в своей преисподней. Проснувшийся Вовка, правда, подобного страха не испытывал, и даже наоборот — от легкой свежести грозы почувствовал себя намного лучше, чем раньше. Прямо посреди ночи он заварил себе чаю, выпил его и уже утром был бодрый, здоровый, будто и не болел вовсе.
Бабушка, понятное дело, снова всплеснула руками и попробовала оставить Вовку в постели до следующего дня, но Вовка самостоятельно выбрался на улицу, под теплые утренние лучи солнца, и занялся велосипедом. Негоже ему тут стоять в грязи, под дождем.
А тут как раз и Артем подоспел.
— Я смотрю, ты уже выздоровел совсем. — заявил он, закатывая свой велосипед во двор. — А я тут поддержать друга пришел!
— Ничего, и так поддержишь, здорового!
Вовка как раз натирал раму велосипеда мокрой тряпкой, счищал грязь, обнажая белую поверхность. Артем присел рядом на корточки. Под левым глазом у Артема разбух и налился лиловым овальный синяк.
— Ого! — удивился Вовка. — Рассказывай!
— А что рассказывать? Сходили вчера в кино, потом в парк поехали, в "камешки" поиграть. А там Славик-толстый с Ваней-косолапым и еще двумя какими-то хомяками сидели, пиво пили на лавочке. А я их не увидел сразу, разогнался на велике, вырулил и только потом начал тормозить. А этот жлоб, который Славик, взял и бутылку мне под колеса швырнул. В общем, я-то велик спас, а сам грохнулся прямо носом в траву. Вот, рулем в глаз влетело. — Артем пощупал синяк, поморщился. — До свадьбы заживет. Я бабушку еле уговорил, чтобы она никуда не ходила. А то собиралась уже.
— И правильно сделала бы. Давно с ними надо разобраться. Хорошо, голову тебе не пробили.
— Сам разберусь. — проворчал Артем в сторону. — Вот придумаю что-нибудь и разберусь… Самое ужасное знаешь что? Что мой дядя с этими Славиком и Ваней тоже пиво частенько пьет. Они типа друзья. И дядя мне говорит, мол, нормально все, мелким всегда перепадает. Подрастешь и сам будешь младших по носу бить. Понимаешь? Он даже за меня заступаться не будет. У него философия такая — раз маленький, значит, должен по ушам получать.
— Неправильная философия. Так не должно быть.
— Вот и я о том же. — вздохнул Артем. — Он вчера с ними тоже сидел, смеялся. Я когда домой приехал, потом его ждал, чтобы видео сбросить с камеры. Так до одиннадцати ждал. Потом еще упрашивать пришлось, чтоб ноутбук дал. А когда я видео сбрасывал, он сидел и комментировал. Знаешь, что сказал? Что мы фигню какую-то наснимали, никому эти могилы не нужны. Посоветовал больше туда не соваться. Я ему про Толиков компас рассказал, а дядя рассмеялся и назвал Толика ботаном. Ненавижу его, когда выпьет! Зверюга какой-то, а не дядя!
Вовка потрепал его по плечу:
— И не думай расстраиваться!
— Эх. Я и не думаю. Только неправильно все это как-то… — Артем присел рядом на корточки, — Давай тряпку, помогу что ли.
Вдвоем они отмыли велосипед минут за двадцать. Потом Вовка выкатил его на солнце, сохнуть, а сам предложил Артему забраться на черешню и собрать полведерка на путешествие. Собирание спелой черешни обычно сильно способствовало поднятию хорошего настроения. Кто бы от такого отказался? Пока сидели на дереве, приехал Толик, а следом за ним и Серега. Оба не преминули забраться на дерево, и вчетвером собрали уже не полведерка, а целое большое ведро.
— Такое не утащишь! — вопил радостный Артем, позабывший об утренних расстройствах. — Надо бы хорошенько его ополовинить, а потом остальное пересыпать в пакет и ко мне на багажник, а?
— Дело говоришь! — вторил ему Серега. — Ребята, налетаем.
Там же, под черешней, усевшись в горячей траве, щурясь от солнца, принялись уплетать спелые ягоды за обе щеки.
— А скоро персики пойдут — тянул Толик.
— И арбузы с дынями! — говорил Вовка.
— И кукуруза с горохом! — улыбался Артем.