Здесь было лето

Матюхин Александр Александрович

— Бабушка! — взмолился Вовка.

— А что бабушка? Бабушка пирожков приготовила. Ешьте, и не думайте отказываться. Худые все, больные! Ужас, а не поколение. В мои-то годы, военные, такого не было!

Ребята переглянулись.

— Бабушка. — снова сказал Вовка, отхлебывая чай, — А ты не знаешь случайно, ну, вдруг, у вас жил в станице такой мальчик — Саша Чижек?..

Бабушка нахмурила лоб, задумавшись. Вовка затаил дыхание. Артем за бабушкиной спиной выпучил глаза и покрутил пальцем у виска.

— Знакомое имя… — произнесла бабушка, наконец, — Не могу припомнить, кто именно, в голове крутится. А что такое? Знаешь его?

Вовка неопределенно пожал плечами.

— Да

так… Вспомнил просто. А тебе сколько лет было в сорок третьем?..

— В войну-то? Ох, дай бог вспомнить. Сейчас мне семьдесят восемь… — бабушка принялась загибать пальцы. — Это, значит, отнимаем семьдесят… потом три складываем… отцу моему, значит, было тридцать два… а мне — одиннадцать. Маленькая я совсем была, вот как вы. Но хорошо помню войну. Отец мой воевал, вон, фотография его висит. До Берлина дошел и обратно вернулся, целехонький. Потом спился потихоньку, рюмку за рюмкой… эх… война всех тогда достала, душу наизнанку вывернул. Кабы не она, был бы у меня и отец живой, и мать, и не схоронила бы всех подруг на кладбище в конце сорок третьего…

Бабушка приподняла очки, за которыми глаза ее казались большими и круглыми, смахнула слезу, пробормотала что-то и поспешила из комнаты на кухню. Там пузырилось масло на сковородке и нетерпеливо потрескивали дрова.

— Довел бабушку. — прошептал Артем, пуча глаза. — И чуть нас всех не сдал! Ты чего? Мы еще фильм не сняли!

— Я только узнать хотел.

— Узнать он хотел… а о нас подумал? Сегодня-то в лес не идем, значит, еще на два дня задерживаемся. И пока не снимем — все это секрет. Понимаешь, Вовка? Могилы, землянка — это секрет. Нефиг про Чижика и про Аркадия того спрашивать…

— Артем прав. — вставил Толик, тоже шепотом. — Но мы без тебя, Вовка, никуда не пойдем. Ты же вроде как первооткрыватель. Партизаны в могилах почти семьдесят лет пролежали и еще пару дней пролежат, ничего не случиться. Главное, выздоравливай.

Вовка отхлебнул еще немного чая, разглядел на дне кружки прилипшую тонкую дольку лимона.

— Вот ведь как бывает. — сказал он. — Всю зиму в Мурманске, при минус тридцати не болел, а под летним дождем заболел. Кому расскажу — не поверят. И что вы сейчас делать будете?

— Пока с тобой посидим. — отозвался Серега. — Потом в кинотеатр сходим. Там сегодня какой-то фильм идет с Джеки Чаном.

— Тогда давайте играть в "города".
– быстро вмешался Артем, который любил игру в "города", потому что считал себя очень эрудированным. Правда, никто и никогда не мог доказать Артему, что Трансильвания — это никакой не город.

— Анапа! — завопил Серега и рассмеялся.

Игра пошла весело, с шутками и спорами. После "городов" переключились на игру в "угадай кто?", потом достали со шкафа старенькое лото с пожелтевшими от времени карточками, стряхнули пыль, размешали и начали играть на "щелбаны". Артем, будучи ведущим, подражал какой-то телезвезде, оттопыривал верхнюю губу, картавил и говорил: "Семьдесят семь, две кочерги, ужас!". Щелбаны, правда, он получал, не выходя из образа.

Вскоре бабушка принесла обед — тарелки борща, тонкие кусочки сала, сыр, колбасу, зеленые стрелы лука, а на второе — салат и жареную молодую картошку, прямо в кожуре. Как ребята не отказывались, у бабушки был большой опыт воспитания капризных детей, и уже через несколько минут все четверо уплетали обед за обе щеки. Впрочем, в этом не было ничего удивительного — они частенько кушали друг у друга, когда засиживались в гостях в непогоду (в ясные дни найти кого-нибудь из них дома было очень сложно). После обеда Вовка выпил несколько таблеток и почувствовал, что

медленно, но верно проваливается в сон. Да и бабушка сказала, что друзья, это замечательно, но больному нужен покой. Пусть высыпается и выздоравливает. Тогда сыграли еще одну, самую последнюю, партию в лото, разыграли щелбаны между Толиком и Артемом, и засобирались.

— Ты, главное, пей много воды! — вещал начитанный Артем. — И еще спи! Тогда завтра же будешь, как огурчик!

— И на ночь компресс на спину наклей! — говорил Серега. — Я не знаю, как это делается, но, говорят, помогает.

— И про таблетки не забывай! — это был Толик. — А мы за тебя кино посмотрим, потом расскажем.

Расстались весело, Вовка даже высунулся в окно и корчил уходящим друзьям рожи. Но как только они ушли, Вовку окончательно сморило. Все же, его организм боролся с болезнью. Не прошло и нескольких минут, как Вовка уже уснул, а вошедшая бабушка тихо поправила сползшее на пол одеяло.

Проснулся Вовка оттого, что услышал тихий бабушкин шепот. Она говорила кому-то, что Вовка спит, но можно подождать, он скоро проснется, уже почти три часа прошло.

За окном день клонился к вечеру, солнце устало разгоняло тени, а на небе снова скапливались тучи.

Бывает так, когда весь день невыносимо душно, а по ночам все время льет дождь. Тогда можно с самого утра взять несколько спичек и пойти искать резвые ручейки-однодневки. К обеду такие ручейки обычно высыхают, умирают под лучами солнца, а вот рано утром они еще бурлят, несутся с невероятной прытью, будто не успевают к месту назначения вовремя, будто ждет их кто-то. И тогда можно найти основание подобного ручейка и запустить по нему четыре спички разной величины — одна Вовкина, вторая Толика, затем Серегина и Артемкина. А потом идти вдоль ручейка, наблюдая за путешествием собственной спички, и подгонять ее, чтоб приплыла к финишу раньше остальных. А ведь на пути спичку ждут бурные водовороты, препятствия в виде опавших листьев, веточек, камешков. И помочь никак нельзя, иначе победа не засчитается. Бедная, бедная спичка! Сколько ей приходится преодолеть трудностей, чтобы добраться до того места, где ребятам надоест, наконец, играть и они начнут бурно выявлять победителя. И ведь не каждая спичка доберется. Бывает, скрутит все четыре водоворотом, или попадутся на пути решетки канализации — и приходится снова идти к началу, снова запускать новичков, снова следовать по опасному пути…

В эту минуту Вовке захотелось выскочить на улицу, позвать друзей и запустить спички в каком-нибудь ручейке, который еще не успел высохнуть. Но стоило сесть на кровати, как снова закружилась голова.

Проклятая болезнь!

Вовка застонал, лег обратно, закутался в одеяло. Внезапный порыв улетучился, вместо радости пришло расстройство, и даже некоторая злость — на непогоду, на забытую майку, на температуру. Почему-то казалось, что если сейчас не пойти и не запустить спички по ручью, то уже больше никогда не получится этого сделать.

В комнату осторожно заглянула бабушка.

— Проснулся? — спросила она, и Вовка вспомнил о том, что в соседней комнате еще кто-то есть. Кто-то, кто пришел к нему. — К тебе гости. Как себя чувствуешь?

— Нормально. — буркнул Вовка. — Что еще за гости?

Бабушка посторонилась, в комнату вошла… Лизка.

Вовка даже подтянулся на кровати, забыв про головокружение. Потом торопливо завозился, плотнее закутался в одеяло, чтобы Лизка ненароком не увидела его в одних трусах.

— Ты, это, чего пришла? — от удивления нагрубил Вовка, взглянул на Лизку из-под нахмуренных бровей.