Здесь драконы не пролетали?
Шрифт:
По полу пошли трещины, и язычки пламени, прорвавшиеся откуда-то снизу, радостно пробовали на вкус звездный полог.
– Бежим! – крикнул подземный король, когда трещины сделались шире, и из них полезла лава. Взвалив на плечо свою женушку, он ринулся к выходу. Его гвардия, подхватив золотой трон – символ власти, кинулась следом, лишь мы с Эливентором застыли бетонными глыбами и продолжали прожигать друг друга взглядами. Мой злобный встретился с его насмешливым.
– Ты любишь Федора, – напомнил мне муф.
– Я люблю Федора, – бездумно повторила я, уже не сдерживая внутреннюю дрожь. Где-то за спиной случился обвал. Сильно запахло сероводородом.
– Могло сложиться иначе, если бы ты не твердила о своей любви к Феде днем и ночью…
– Я же говорила сама с собой. Мысленно…
– Еще и мысленно? Тогда ты действительно его любишь.
– Или пытаюсь убедить себя...
Вокруг нас громыхало, сыпались камни, горели ковры и тряпки, но мы ничего этого не видели. Да, озарение, что я так долго врала самой себе – потрясающая сила.
– Останови меня, – не услышала, а прочла по губам Эливентора.
Хотела крикнуть: «Нет, не останавливайся!», но испугалась, что грохот не позволит ему понять меня правильно, а потому сама потянулась навстречу.
Что я знаю о поцелуях?
Они бывают дружескими, прощальными, на ночь, первыми, робкими и страстными. Наш был всепоглощающим. Он – как открывшаяся через боль истина, что мы действительно предназначены друг для друга. Как я могла не видеть, что мы две половинки единого?! И пусть линии разлома у нас сложные, мы идеально совпадаем. После такого поцелуя просто не остается сомнений, что вероятность встречи обитателей двух разных миров, составляющая соотношение одного к миллиарду – вопреки логике целое число. Нарушая все законы математики оно равно единице.
– Теперь ты веришь?
– Верю, – меня распирало от чувств. До открывшего правду поцелуя я была слепцом, лишь представлявшим, что такое радуга. Теперь я видела все ее многоцветие. Я была чертовым дальтоником, принимавшим зеленое за красное, а красное вот оно – ломится в мое сердце и заставляет радостно биться. – Но почему ты шептал во сне не мое имя, а какой-то Лины? Это же Дарлина, да?
Женщине только дай повод устроить скандал. Даже в такие минуты нас душит мелкая ревность.
– Глупая…
Ну вот, опять! Мне никогда не стать в его глазах умудренной жизнью женщиной. А, может, оно и к лучшему? Неумным проще списать любой поступок на скудость ума. А я сейчас готова разразиться фейерверком всяких глупостей.
– …лина – это по эльфийски любимая…
– Признайся в любви еще раз, но теперь правильно, чтобы я поверила.
– Лина верельфаг дарти.
– Красиво и непонятно. Надеюсь, ты не сказал: «Моя любимая – дурочка»?
– Ну, почти… – он убрал с моего лица выбившуюся прядь, что навело меня на иные мысли.
– А зачем тогда ты ходил на вечеринку Дарлины и позволил ей наматывать свои волосы на палец?
– Ты не все слышала. Я сказал ей, что не могу быть ее мужем. У меня иная судьба.
– Что за судьба?
Он пристально посмотрел мне в глаза.
– Лина верельфаг дарти.
На этот раз я заткнула рот Эливентора поцелуем.
– Ну вы даете! – под уцелевшей аркой стояла Настя. Нас от нее отделяла расщелина, по дну которой лениво текла лава. Вокруг совершенно незнакомый пейзаж – скалы, небо и солнце. – И как вас только не придавило?
Я, все так же находясь в кольце рук Эливентора, зажмурилась, радуясь солнцу, по которому соскучилась. Мы застыли на пятачке земли, который чудом не тронуло землетрясение. Я догадывалась, кто был этим чудом.
– У меня опять будет магический откат? – спросила я муфа, помня, как было плохо в Сосенках.
– Я помогу.
– Там такое! Такое!!! – за спиной Пуха вырос орк. Он таращил глаза и размахивал руками, будто собирался взлететь.
– Что там? – требовательно спросила повернувшаяся к нему Настя. – Ну, говори же!
– Лучше вам самим посмотреть ее.
Глава 20. Мама, я демона люблю!
Я с сомнением посмотрела вниз. Расщелина казалась неширокой, но оступиться было боязно. Вдруг магический откат навалится именно во время прыжка? Плюс ко всему к земле гнула тяжесть вины: психанув, я лишила дома подземного короля и открыла еще один проход в пещеры, куда может хлынуть враг. Хоть горы и казались неприступными, но я прекрасно помнила, какими мощными выглядят когтистые лапы и крылья у драконов – вмиг доберутся, чтобы выковырять бунтовщиков из пещер, точно устриц из раковин.
Я огляделась и скривилась от осознания, что масштаб разрушений с каждым разом ширится. Сначала сыпалась крошка с крепостной стены, потом упала колокольня, а теперь вот снесла одним махом полгоры. Наверное и магический откат последует соответствующий масштабу разрушений. Если у городских врат я приняла его за усталость после трудной ночи, проведенной в скрюченной позе у тележного колеса, в деревне Сосенки провалялась в забытьи несколько часов (спасибо спасительному отвару Советника короля), то теперь как бы не загнуться.
Вот интересно, а куда приписать чудо, что произошло с Эливентором, придушенным подземным змеем? Это я его оживила, или он самым выплыл? Про откат тоже ничего не скажу: устала и перенервничала, а потому сидела соломенным мешком перед муфом и бездумно пялилась на бесконечные скалы.
Эливентор, видя мою нерешительность, вздохнул. Снял с цепочки один из амулетов и сунул мне в руку. В теле появилась такая легкость, что, будь я шариком, уже парила бы высоко в небе.
– Прыгаем?
Я кивнула и, не дождавшись счета «три», прыгнула. Прыжок в связи с новыми обстоятельствами рассчитать не сумела, поэтому сшибла Настю, будто шар кеглю. А она уже повалила орка. Было до ужаса смешно, как белое перемешалось с зеленым, и я едва не описалась от смеха, пока выкарабкивалась из кучи-малы.