Здесь обитают призраки
Шрифт:
— И где же, позволь спросить, сей мистер Рейзен?
— Живет в деревне. Утром я могу вас проводить, если желаете.
Я глянула на замечательно красивые напольные часы в углу. Уже миновало десять вечера.
— Мистер Рейзен обо всем печется, — продолжала Изабелла. — Он платит гувернантке, он платит миссис Ливермор и Хеклингу. Дает нам деньги на карманные расходы.
— И отчитывается перед вашими родителями?
На сей раз Изабелла пожала плечами и отвернулась.
— Вы, вероятно, устали, — сказала она.
— Весьма, — подтвердила я. — День выдался нелегкий.
— И голодны? В кухне наверняка найдется что-нибудь, если…
— Нет, — сказала я и вскочила. Довольно с меня на один вечер. — Нет, меня
— Как вам угодно, — промолвила Изабелла и тоже поднялась. Юстас мигом вскочил и прижался к ней. Она улыбнулась мне, снова напустив на себя хозяйскую личину. — Будьте любезны, следуйте за мной.
Мы поднялись по лестнице. Была она величественна и изысканна; не удержавшись, я ладонью погладила мраморную балюстраду. Ковер под ногами также оказался весьма роскошен, хотя его, как и все прочее в доме, похоже, несколько лет не меняли.
— Мы с Юстасом спим на втором этаже, — сказала Изабелла, указав в конец коридора; дверей я почти не разглядела, ибо мрак освещала лишь одинокая девочкина свеча. — Вы этажом выше. Надеюсь, вам понравится. Я всей душою на это надеюсь.
Я вгляделась в нее, не понимая, имела ли она в виду пошутить, однако в лице ее читался скорее стоицизм. Мы поднимались дальше — Изабелла со свечой на три ступени опережала Юстаса, тот на три ступени опережал меня. Я посмотрела на его босые ноги. Были они очень маленькие, и на пятках различались рубцы, словно он носил обувь, из которой уже вырос. Кто приглядывает за этим мальчиком, если в доме нет взрослых?
— Сюда, Элайза Кейн, — позвала Изабелла, пробираясь по коридору, а затем распахнула тяжелую дубовую дверь и вошла в спальню.
Спустя несколько мгновений перешагнув порог, я мысленно поблагодарила Изабеллу за то, что своей свечою она зажгла в комнате три другие; обстановка теперь проступала отчетливее, и я осмотрелась. Комната оказалась весьма уютна, велика и просторна, было в ней не холодно и не жарко, постель виделась мне удобной. Беспокойство рассеялось, и я прониклась добрыми чувствами к этим детям и к этому дому. Утром, решила я, все будет хорошо. Все прояснится.
— Что ж, доброй ночи, — сказала Изабелла и направилась к двери. — Надеюсь, вы будете почивать спокойно.
— Доброй ночи, мисс Кейн, — сказал Юстас, устремившись за сестрой, и я улыбнулась, кивнула им обоим, пожелала доброй ночи и крепкого сна и прибавила, что с нетерпением жду завтрашнего более обстоятельного с ними знакомства.
Оставшись одна впервые с той минуты, когда поутру заперла за собою дверь дома, я присела на постель, вздохнула с облегчением и огляделась. Меня подмывало разрыдаться над несообразностью миновавшего дня и расхохотаться над его несуразностью. Я расстегнула чемодан, однако решила, что вынимать вещи и развешивать их в гардеробе и раскладывать на столе пока не стоит. Это подождет до утра. Я лишь извлекла ночную сорочку, с наслаждением стянула с себя промокшую одежду, облачилась ко сну и слегка умылась над тазиком, что стоял на тумбочке подле кувшина воды. Отдернув штору, я выглянула в окно и с удовлетворением обнаружила, что оно расположено на фасаде и смотрит на лужайку. Я попыталась открыть высокую раму, дабы вдохнуть ночного воздуха, однако рама оказалась запечатана и усилиям моим не поддалась. Вдалеке петляла дорожка, что привела к дому нас с Хеклингом; совершенно опустевшее поместье заливал свет месяца небесного. Успокоенная, я легла в постель — матрас надлежащим образом пружинил, подушки оказались мягки. Все будет хорошо, сказала я себе. Жизнь неизменно налаживается, едва как следует выспишься.
Я задула последнюю свечу на тумбочке, до плеч натянула одеяло, закрыла глаза и зевнула во весь рот. Издалека донесся весьма неприятный
Я закрыла глаза и вздохнула, зарываясь глубже под одеяло, в любую секунду ожидая ступнями коснуться деревянного изножья, но так до него и не достав; я улыбнулась, поняв, что кровать эта больше меня и можно разлечься во весь рост, а затем так и поступила, блаженно расслабляя усталые ноги, вытягивая их как можно дальше, шевеля пальцами под одеялом, и невероятное наслаждение владело мною, пока чьи-то руки не обхватили меня крепко за щиколотки, стиснув их до самых костей, и не потянули в недра постели; я вскрикнула и поспешно согнула коленки, недоумевая, что за ужасный кошмар привиделся мне. Соскочив на пол, я отдернула шторы и сорвала одеяло, но на постели ничего не было. Я взирала на нее, и сердце мое колотилось. Мне это не почудилось. Две руки схватили меня за щиколотки и потянули. Я еще чувствовала их прикосновение. Я стояла, застыв в потрясении, но не успела я собраться с мыслями, как дверь распахнулась, коридор ослепительно засиял, и в проеме возникла белая призрачная фигура.
Изабелла.
— Все благополучно, Элайза Кейн? — осведомилась она.
Я снова вскрикнула и ринулась к ней, к утешительному огоньку свечи.
— Там что-то… — начала я, не понимая, как объяснить. — В постели, там… я почувствовала…
Она приблизилась, свечою повела над кроватью, оглядела ее всю, от подушек до изножья.
— Здесь решительно ничего нет, — сообщила она. — Вам привиделся дурной сон?
Я задумалась. Иного резонного объяснения не было.
— По видимости, — сказала я. — Мне казалось, я еще бодрствую, но, наверное, задремала. Прости, что побеспокоила. Я не… я не знаю, что на меня нашло.
— Должна отметить, что вы разбудили Юстаса. Он чутко спит.
— Я прошу за это прощения.
Она воздела бровь, будто раздумывая, в силах ли меня простить, но в конце концов вежливо кивнула и вновь отбыла, прикрыв за собою дверь.
Долго-долго стояла я у кровати, внушая себе, что во всем повинно разыгравшееся воображение; наконец, не задернув штор, дабы в комнату проникал лунный свет, я опять забралась в постель, укрылась одеялом и медленно, очень медленно вытянула ноги, каковые не обнаружили ничего, кроме мягких простыней.
Я закрыла глаза, уверенная, что теперь и вовсе не усну, однако утомление, очевидно, взяло свое, ибо, когда я очнулась, в окна струился солнечный свет, дождь и ветер прекратились и настал новый день — мой первый день в Годлин-холле.
Глава седьмая
С немалым облегчением я узрела, сколь ясно и солнечно мое первое утро в Годлине; удивительно, впрочем, что ночной ливень сменился столь замечательной картиною. Разумеется, я не имела никакого представления о погодах в Норфолке — быть может, таковы типические последствия ночных гроз, — но не припоминаю, когда еще мне выпадало просыпаться под столь чистыми небесами и в столь живительном тепле. Лондонский воздух неизменно насыщали мгла густого тумана и запах горящего угля, и невозможно было стряхнуть ощущение, будто некий чужеродный пакостный налет украдкой обволакивает тебя, просачивается в поры и пропитывает все тело, незримо его убивая; здесь же я через огромные окна взирала на поместье, и мнилось мне, что стоит лишь выбежать наружу и наполнить легкие чистым и благодатным сельским воздухом, как все беды минувшей недели рассеются и лишатся власти над состоянием моей души.